Приключения Оффенбаха в Америке

В Америке повторилась та же история. Улисс Грант воспринял идею благосклонно и даже распорядился вывести с острова Бедлоу давно заброшенный военный форт; поэт Лонгфелло (американский Виктор Гюго) тряс руку Бартольди, но на одном авторитете статую не возведешь. Наш скульптор объехал всю Америку от Нью-Йорка до Сан-Франциско, побывав в Чикаго, на Диком Западе, в Сакраменто и Солт-Лейк-Сити. Его уже коробило от слова business, но он пытался делать деньги на всём – даже рисовал шаржи на пассажиров с пароходов и им же продавал. На ужине, который я дал перед отъездом в Филадельфию, он произнес вдохновенную речь, показав, что владеет искусством Демосфена в той же степени, что и искусством Фидия (так написали в газетах). Каждые пятьдесят центов за подъем на факел тоже пойдут на финансирование пьедестала. Но кто бы мог подумать, что этот рекламный ход обернется против автора! Немедленно сыскались сведущие люди, заявившие, что ни один скульптор не начинает лепить статую с руки; из французской затеи ничего не выйдет! Газеты подлили масла в огонь (но не тот, что должен вспыхнуть в руках у Свободы): при нынешнем состоянии государственных финансов ни один честный патриот не согласится потратить два миллиона на женщину, пусть даже и бронзовую. Короче говоря, господин Бартольди еще молод, ему сорок два года; возможно, он доживет до открытия своего колосса, а я его точно не увижу[24].

В углу парка я нашел огромный рельефный план Парижа, выполненный необыкновенно подробно и аккуратно. Я долго не мог отойти от него, внезапно сделавшись сентиментален.

КАВАТИНА ПАРИЖАНИНА НА ЧУЖБИНЕ

Ad libitum

Вот Триумфальная арка, Елисейские Поля, Дворец Промышленности; напротив него – сквер Мариньи с ребристым зданием Летнего цирка, фонтаном и милой бонбоньеркой бывшего моего театра «Буфф-Паризьен», который теперь называется «Фоли-Мариньи».

Этот павильон в свое время выстроил фокусник Лаказ. Благоволившая мне Рашель (ведущая актриса «Комеди-Франсез») задействовала своих любовников, среди которых был банкир Фульд, ставший министром внутренних дел, и я получил разрешение устроить там «Шуточный театр» для представления пантомим, арлекинад и оперетт с участием трех – пяти артистов, показа фокусов и «курьезных предметов». Вечернюю афишу нужно было каждое утро подавать на утверждение в министерство внутренних дел, отчет о ежедневных сборах каждый месяц представлять министру и префекту полиции, а еще я должен был платить налог на бедных и авторские вознаграждения Обществу драматургов и композиторов. Пока я обивал высокие пороги и собирал бумажки, переделывал бывший балаган в чудо хорошего вкуса и набирал лучшую в Париже труппу, Выставка 1855 года уже началась (в мае, под проливным дождем).

«Буфф-Паризьен» открылся 5 июля, когда дождь сменился адской жарой. Стекла в крыше Дворца Промышленности закрывали пологом, чтобы было не так жарко, а в моем современнейшем театре имелась даже система вентиляции, не позволявшая публике свариться в собственном соку! Впрочем, занавес поднимался в половине девятого вечера, когда парижане успевали поесть мороженого в кафе и освежиться у фонтана. В программе премьерного спектакля были четыре пьесы, все на мою музыку: пролог, комическая опера «Белая ночь», буффонада «Два слепца» и шутовской балет «Арлекин-цирюльник» (ради последнего я взял себе псевдоним Альфред Ланж). Вильмессан посоветовал мне после генеральной репетиции убрать из репертуара «Двух слепцов», я отказался – и был прав: оглушительный успех! Каждый вечер театр забивался под завязку; те, кому не досталось билетов, отправлялись напротив – в цирк. Адольф Адан, вынужденно ставший музыкальным критиком, похвалил задор и остроумие моих музыкальных шуток, отметив, что в «Буфф-Паризьен» ходит пристойная, семейная публика – не то что в «Фоли-Нувель» Эрве, куда нувориши водят своих содержанок.