Приключения Оффенбаха в Америке

Как и во время прежней революции, командование Национальной гвардией доверили маркизу де Лафайету. Семидесятитрехлетний старик заказал себе мундир по образцу того, что был сшит сорок лет назад. К нему сбегались со всех сторон за приказами и распоряжениями; он мог бы провозгласить Республику и стать французским Вашингтоном, однако за эти сорок лет он многое понял. Как красивы вольные птицы, парящие в вышине! Как хочется домашним уткам, сидящим у корыта, взлететь в небеса, наслаждаясь свободой! Но чтобы удерживаться в небе, птицам нужно махать крыльями не переставая, добывать себе пропитание на лету и зорко остерегаться врагов. Стоит домашним уткам немного полетать – и они охотно вернутся к корыту. Франция – страна домашних уток. Поэтому Лафайет вывел на балкон Ратуши герцога Луи-Филиппа Орлеанского, сына Филиппа Эгалите и завернул его в трехцветное республиканское знамя. Адольф Тьер, оклеивавший стены парижских домов афишками с именем герцога, мог быть доволен, хотя по пути в Ратушу толпа и освистала этого актера на роль короля.

«Лучшая из республик» оказалась конституционной монархией. Семейство Карла Х отправили не на плаху, а в изгнание. (Одна великосветская дама назвала Англию «Бастилией для королей».) Конечно, это гуманно. Но если в Америке бывший президент спокойно найдет себе занятие по вкусу, бывший (или несбывшийся) французский король стремится лишь к одному – стать королем en titre. В глазах изгнанников-легитимистов Луи-Филипп был узурпатором; когда сыну герцога Беррийского Анри д’Артуа, «дитя чуда», исполнилось тринадцать лет (совершеннолетие для королей), роялисты провозгласили его Генрихом V, хотя он и находился в Праге. Со своей стороны, Луи-Наполеон Бонапарт (кузен убитого чахоткой герцога Рейхштадского), решил повторить подвиг своего дяди и нежданно явиться в Париж – только не с Эльбы, а из Страсбурга. Его поход закончился, не успев начаться; отец, голландский король, его отругал, мать умоляла Луи-Филиппа не наказывать ее мальчика слишком строго, поэтому принцу дали денег на дорогу и отправили в США; сообщников же его присяжные оправдали под овации публики.

Забавно, что после coup d’éclat[35] Луи-Наполеона некий господин Перес, библиотекарь из маленького провинциального Ажена, опубликовал брошюру, в которой убедительно доказывал, что никакого Наполеона Бонапарта на самом деле не существовало, это имя – аллегорическое наименование Солнца, и все деяния императора – миф. Колонна на Вандомской площади воздвигнута в честь бога солнца, надпись Neapolion на ее основании означает: «Истинный Аполлон»! Эту чушь переиздали еще три раза – книжонка шла нарасхват.

Словно в опровержение, неукротимый Луи-Наполеон высадился в сороковом году в Булони, привезя с собой живого орла (в клетке) – символы он обожал. Прощают только один раз; принца судили в палате пэров и приговорили к вечному заключению в форте Ам. Это было осенью, а пятнадцатого декабря в Париже встречали прах императора Наполеона, привезенный со Святой Елены. Огромный позолоченный катафалк величиной с трехэтажный дом, украшенный скульптурными аллегориями и с целой когортой гипсовых плакальщиц-кариатид наверху, под крышей с траурным крепом, влекли четыре четверки лошадей в белых покрывалах; он медленно продвигался по Елисейским Полям от Триумфальной арки до площади Согласия, мимо голых рыже-серых деревьев, белых гипсовых статуй, похожих на призраки, и выстроившихся полков с военной музыкой, так что похороны больше походили на парад. Обер, Галеви и Адан сочинили траурные марши. Густая толпа почтительно взирала на это действо, оцепенев от холода – особенно на крышах домов и на трибунах, сооруженных для избранной публики возле собора Инвалидов (оттуда было лучше видно, но и защиты от снега никакой). В соборе гроб поджидали король и представители властей. От принца де Жуанвиля ждали небольшую речь, о чём его не предупредили; он молча отсалютовал саблей, а Луи-Филипп пробормотал в ответ нечто неразборчивое. Затем исполнили «Реквием» Моцарта, но депутаты вели себя так, будто находятся на светском концерте, а не на панихиде; будь на их месте школяры, им бы устроили знатную порку. Короче говоря, грандиозная постановка обернулась провалом: картонные декорации не понравились, игра актеров была неубедительна, и у публики осталось впечатление, что ее надули.