Приключения Оффенбаха в Америке

Хотя, пардон, слова насчет отсутствия у меня ума она бы взяла назад. И у меня был талант! Едва нас представили друг другу (Митчеллы устроили у себя званый вечер, на котором я играл на виолончели), как я сочинил вальс и посвятил его мадемуазель Эрминии. А через два года преподнес ей романс, изданный Котеллем, с ее портретом на обложке и с названием «Для тебя», которое перевели на английский еще красноречивее: «Love me»[42]. От кого из своих поклонников она смогла бы получить лучшее признание в любви? Затем, как и положено в романах, влюбленному рыцарю пришлось пройти испытание: меня отправили в Лондон, где родственник ее отчима, Джон Митчелл, устроил мне выступления в театре «Сент-Джеймс» на Кинг-стрит и «Театре Ее Величества» вместе с Джулией Гризи и Феликсом Мендельсоном. Я справился со своей задачей и в доказательство привез награду – бриллиантовый перстень, пожалованный мне королевой Викторией. (Вагнера, кстати, удостоили только аудиенции, когда он представил увертюру к «Тангейзеру».) Но испытаний было несколько, и одно сложнее другого. Эрминия – католичка, я – еврей, пусть и изгнанный с позором из парижской синагоги за несоблюдение субботы и навлекший на себя гнев одного музыкального критика, справедливо заметившего, что мой вальс «Ребекка», который исполнял со своим оркестром Жюльен, – веселые вариации на темы из иудейского богослужения, а отнюдь не «еврейские мелодии XV века». Я позволял себе такие шалости, но ничего не имел против религии моих предков и в особенности не хотел причинить боль моему отцу. Меня уговорила графиня Бертен де Во, мой добрый ангел: религию сменить можно, лишь бы вера жила в твоем сердце! Сначала мне пришлось отречься от «иудейских законов, обычаев и занятий», а затем принять крещение в церкви Нотр-Дам-де-Бонн-Нувель; госпожа Бертен де Во согласилась стать моей крестной матерью, а крестным отцом стал ее родной брат, месье Фуше. Кюре нарек меня Жаком-Марией: первое имя было моим собственным (Якоб), а второе – первым именем моей нареченной, ведь при крещении ее назвали Марией-Мануэлой Эрминией. Теперь, когда два наших имени соединились таким образом, препятствий для союза наших сердец и всего остального больше не оставалось. Мой крестный Фуше, нотариус, составил брачный контракт, который мы подписали уже на следующий день. Мы сочетались браком в мэрии, а 13 августа 1844 года состоялось скромное венчание в церкви Святого Роха. Тринадцатое! Мое счастливое число! Мы зажили своим домом, Эрминия оказалась превосходной хозяйкой, и на «пятницы Жака» в пассаже Сонье неизменно собиралось веселое и изысканное общество. Но прежде был медовый месяц на юге Франции (растянувшийся до поздней осени) и мои концерты в Тулоне и Марселе. В начале декабря в Марсель приехал из Неаполя герцог Омальский с молодой женой и его брат принц де Жуанвиль, сыновья Луи-Филиппа. Принц сам написал потом, что от пребывания в этом городе ему запомнилось лишь шествие старшин цеха рыбаков в костюмах а-ля Генрих IV, под музыку свирелей и бубнов в стиле доброго короля Рене, и соло на виолончели, великолепно исполненное Жаком Оффенбахом. С такой рекомендацией, вернувшись в Париж, я немедленно получил приглашение от барона Ротшильда, покровителя Шопена и Россини, который собирался угостить моей игрой изысканный круг своих гостей. Так что Эрминия ничуть не прогадала, связав свою жизнь с моей. Через один год, один месяц и тринадцать дней после нашей свадьбы она сделала меня отцом…

Мои старшие дочери вышли замуж по расчету – обычный буржуазный брак, устроенный родителями. Благодаря Берте я породнился с Шарлем Контом, моим бывшим компаньоном и владельцем зала «Буфф-Паризьен» в Пассаже Шуазель, куда я всегда могу пристроить новую оперетту. Он оказался настолько любезен, что согласился принять на себя заботы о нашей своенравной, скрытной и взбалмошной старшенькой, за что мы с Эрминией будем вечно ему благодарны. В брачном контракте сразу записали, что своим имуществом они станут владеть раздельно. Мими удалось сбагрить замуж в критический момент, когда ей шел двадцать пятый год; она не стала особо привередничать. Биржевой маклер Ахилл Турналь старше ее на пятнадцать лет и вдовец с двумя детьми; невзирая на это обстоятельство, Мими поспешила забеременеть и недавно сделала меня дедом. Я дал ей в приданое пять тысяч франков и еще тридцать тысяч из доли ее будущего наследства, предварительно выделив долю в двадцать пять тысяч Берте, чтобы сестры снова не поссорились. Наверняка Эрминия уже начала откладывать деньги на приданое Пепите и Жаклин и наводить справки о непритязательных холостяках…