Приключения Оливера Твиста

And then, the noises grew confused in the distance; and a cold deadly feeling crept over the boy's heart; and he saw or heard no more.	А потом шум замер вдалеке, смертельный холод сковал ему сердце. И больше он ничего не видел и не слышал.
CHAPTER XXIII WHICH CONTAINS THE SUBSTANCE OF A PLEASANT CONVERSATION BETWEEN MR. BUMBLE AND A LADY; AND SHOWS THAT EVEN A BEADLE MAY BE SUSCEPTIBLE ON SOME POINTS	ГЛАВА XXIII, которая рассказывает о приятной беседе между мистером Бамблом и некоей леди и убеждает в том, что в иных случаях даже бидл бывает не лишен чувствительности
The night was bitter cold.	Вечером был лютый холод.
The snow lay on the ground, frozen into a hard thick crust, so that only the heaps that had drifted into byways and corners were affected by the sharp wind that howled abroad: which, as if expending increased fury on such prey as it found, caught it savagely up in clouds, and, whirling it into a thousand misty eddies, scattered it in air.	Снег, лежавший на земле, покрылся твердой ледяной коркой, и только на сугробы по проселкам и закоулкам налетал резкий, воющий ветер, который словно удваивал бешенство при виде добычи, какая ему попадалась, взметал снег мглистым облаком, кружил его и рассыпал в воздухе.
Bleak, dark, and piercing cold, it was a night for the well-housed and fed to draw round the bright fire and thank God they were at home; and for the homeless, starving wretch to lay him down and die.	Суровый, темный, холодный был вечер, заставивший тех, кто сыт и у кого есть теплый у гол, собраться у камина и благодарить бога за то, что они у себя дома, а бездомных, умирающих с голоду бедняков - лечь на землю и умереть.
Many hunger-worn outcasts close their eyes in our bare streets, at such times, who, let their crimes have been what they may, can hardly open them in a more bitter world.	В такой вечер многие измученные голодом отщепенцы смыкают глаза на наших безлюдных улицах, и - каковы бы ни были их преступления - вряд ли они откроют их в более жестком мире.
Such was the aspect of out-of-doors affairs, when Mrs. Corney, the matron of the workhouse to which our readers have been already introduced as the birthplace of Oliver Twist, sat herself down before a cheerful fire in her own little room, and glanced, with no small degree of complacency, at a small round table: on which stood a tray of corresponding size, furnished with all necessary materials for the most grateful meal that matrons enjoy.	Так обстояло дело под открытым небом, когда миссис Корни, надзирательница работного дома, с которым наши читатели уже знакомы как с местом рождения Оливера Твиста, уселась перед веселым огоньком в своей собственной маленькой комнатке и не без самодовольства бросила взгляд на небольшой круглый столик, на котором стоял соответствующих размеров поднос со всеми принадлежностями, необходимыми для наилучшего ужина, какой только может пожелать надзирательница.
In fact, Mrs. Corney was about to solace herself with a cup of tea.	Миссис Корни хотела побаловать себя чашкой чая.
As she glanced from the table to the fireplace, where the smallest of all possible kettles was singing a small song in a small voice, her inward satisfaction evidently increased,-so much so, indeed, that Mrs. Corney smiled.	Когда она перевела взгляд со стола на камин, где самый маленький из всех существующих чайников затянул тихим голоском тихую песенку, чувство внутреннего удовлетворения у миссис Корни до того усилилось, что она улыбнулась.
'Well!' said the matron, leaning her elbow on the table, and looking reflectively at the fire; 'I'm sure we have all on us a great deal to be grateful for!	- Ну что ж! - сказала надзирательница, облокотившись на стол и задумчиво глядя на огонь, - Право же, каждому из нас дано очень много, и нам есть за что быть благодарными.