Приключения Оливера Твиста

' But what do you want with me?'	- Но чего вы от меня хотите?
'You have a brother,' said Mr. Brownlow, rousing himself: 'a brother, the whisper of whose name in your ear when I came behind you in the street, was, in itself, almost enough to make you accompany me hither, in wonder and alarm.'	- У вас есть брат, - очнувшись, сказал мистер Браунлоу, - брат... И достаточно было шепотом сказать вам на ухо его имя, когда я шел за вами по улице, чтобы заставить вас последовать за мной сюда в недоумении и тревоге.
' I have no brother,' replied Monks.	- У меня нет брата, - возразил Монкс.
'You know I was an only child.	- Вы знаете, что я был единственным ребенком.
Why do you talk to me of brothers?	Зачем вы толкуете мне о брате?
You know that, as well as I.'	Вы это знаете не хуже, чем я.
'Attend to what I do know, and you may not,' said Mr. Brownlow.	- Выслушайте то, что знаю я и чего можете не знать вы, - сказал Браунлоу.
' I shall interest you by and by.	- Скоро я сумею вас заинтересовать.
I know that of the wretched marriage, into which family pride, and the most sordid and narrowest of all ambition, forced your unhappy father when a mere boy, you were the sole and most unnatural issue.'	Я знаю, что единственным и чудовищным плодом этого злосчастного брака, к которому принудили вашего отца, совсем еще юного, семейная гордость и корыстное, черствое тщеславие, - были вы!..
'I don't care for hard names,' interrupted Monks with a jeering laugh.	- Я равнодушен к резким выражениям, - с язвительным смехом перебил Монкс.
' You know the fact, and that's enough for me.'	- Факт вам известен, и для меня этого достаточно.
'But I also know,' pursued the old gentleman, 'the misery, the slow torture, the protracted anguish of that ill-assorted union.	- Но я знаю также, - продолжал старый джентльмен, - о медленной пытке, о долгих терзаниях, вызванных этим неудачным союзом.
I know how listlessly and wearily each of that wretched pair dragged on their heavy chain through a world that was poisoned to them both.	Я знаю, как томительно и бесцельно влачила эта несчастная чета свою тяжелую цепь сквозь жизнь, отравленную для обоих.
I know how cold formalities were succeeded by open taunts; how indifference gave place to dislike, dislike to hate, and hate to loathing, until at last they wrenched the clanking bond asunder, and retiring a wide space apart, carried each a galling fragment, of which nothing but death could break the rivets, to hide it in new society beneath the gayest looks they could assume.	Я знаю, как холодные, формальные отношения сменились явным издевательством, как равнодушие уступило место неприязни, неприязнь - ненависти, а ненависть -отвращению, пока, наконец, они не разорвали гремящей цепи. И, разойдясь в разные стороны, каждый унес с собой обрывок постылой цепи, звенья которой не могло сломать ничто, кроме смерти, чтобы в новом окружении скрывать их под личиной веселости, на какую только ваши родители были способны.
Your mother succeeded; she forgot it soon. But it rusted and cankered at your father's heart for years.'	Вашей матери это удалось: она забыла быстро; но в течение многих лет звенья ржавели и разъедали сердце вашего отца.
'Well, they were separated,' said Monks, 'and what of that?'	- Да, они разошлись, - сказал Монкс. - Ну так что же?