Принц Модильяни

– Тебе кажется. Это лишь ощущение. Ты обеспокоен. Тебе нужно понять почему.

– Почему? Потому что война. Кроме того, все те же старые причины: потому что я не признан, потому что всегда завишу от других.

– От меня ты больше не будешь зависеть.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Догадайся.

Я стою неподвижно и подозрительно смотрю на него.

– Нет…

– Да.

– Поль, не говори мне, что…

– Это война. Там нужны не только солдаты, но и военные врачи.

– Нет, Поль, прошу тебя…

– Я уезжаю. Уже многие уехали. В том числе Аполлинер. Ты знал об этом?

– Нет.

– Поверь мне, я не люблю войну и с удовольствием избежал бы этого. Я до последнего надеялся остаться в Париже.

Я обнимаю его.

– Прости, я пришел и беспокою тебя своими проблемами, а ты…

– Не говори ерунды.

Мысль о том, что Поля не будет в Париже, меня ужасает. Он единственный человек, который знает мой секрет. Единственный, к кому я мог обратиться в любой момент. Единственный, кто меня всегда понимал.

– Я поеду с тобой.

Поль смотрит на меня и заливается смехом.

– На войну?

– Да, я поеду с тобой на войну.

– Во французскую армию?

– Конечно.

– Разве ты не итальянец?

– Я могу быть добровольцем.

– Я не знаю, взяли ли бы тебя. Итальянец во французской армии… Думаю, что ты был бы первым.

– Я буду работать санитаром вместе с тобой.

– Нет.

– Я буду носить твои чемоданы, делать все, что ты скажешь… Возьми меня медбратом, чистильщиком обуви, поваром?

– Рядовой Модильяни, смирно!

– Я не шучу.

Поль развеселился, но и растроган моими намерениями.

– Амедео, оставайся в Париже, занимайся живописью. Я именно этого от тебя жду. Тем более что у тебя, наконец, появился профессиональный посредник.

Он улыбается и ободряюще хлопает меня по плечу.

– Мы скоро увидимся, обещаю. Как только мне дадут увольнительную.

– Смотри, чтобы тебя не убили.

– Я врач, а не солдат. Поддерживай свое здоровье и не думай о легких, сейчас они у тебя в порядке.

– Значит, проблема в голове?

– Проблема всегда в голове.

Я улыбаюсь и крепко обнимаю его.

Опиум

Теперь я дышу.

Излишняя чувствительность и обостренная эмоциональность исчезли. Боль, тревога и дискомфорт заснули. Я спокоен, мой ум ясен и логичен, в теле я чувствую тепло. Я изолирован от всех внутренних и внешних раздражителей. Все уходит: беспокойство, напряжение, страхи. Есть только легкие и свободные мысли. Здесь и сейчас. Не существует других мест. Это что-то вроде радикального оптимизма. Все так, как должно быть. Никаких желаний.

Все растворяется в дыме, который медленно поднимается из трубки. Кто бы мог подумать, что в маленьком шарике заключается секрет безмятежности?

Не счастья, нет, – этим словом злоупотребляют и часто используют его неуместно. Счастье предусматривает сначала большое усилие, чтобы достичь цели, которое потом сменяется радостью достижения и победы. Безмятежность, напротив, ни в чем не нуждается – ни в усилиях, ни в победах. Безмятежность – это отсутствие желаний, требований, обязательств, результатов, доказательств, целей.

Опиум. Какое волшебное слово.

Курение опиума оставляет тебя в сознании, но при этом позволяет тебе уйти от реальности. Мой друг Утрилло называет это созерцательной радостью. Это он привел меня в курильню своих друзей.

Тревога меня отпускает – и я могу дышать. Морис забывает о своих судорогах и алкоголизме. Я забываю о своем туберкулезе и художественном плене.

Любопытно: когда я курю, мне дышится легче. Может показаться, что тут есть противоречие, – но на деле благодаря опиуму моя потребность в кислороде утихает, а дыхание замедляется.

Я смотрю на Мориса, он лежит на полу на матрасе. Языки пламени перед нашими лицами делают все вокруг подвижным и колышущимся, двойные тени мягко танцуют. За спиной Мориса две девушки готовят травяной чай, чтобы утолить нашу жажду. В воздухе чувствуется запах роз и жасмина.

Единственная проблема – это конец сеанса. Первые часы после «безмятежности» – наихудшие. Состояние безмятежности обманчиво, и выход из него имеет последствия: тоска, сонливость, замедленность.

Я не игнорирую опасность опиума. Я знаю, что организм требует его с каждым разом все больше. Но мы с Морисом никогда не превышаем дозу. Мы выжидаем достаточно времени, прежде чем повторить поход в курильню. Мы не хотим зависеть от опиума, а лишь пытаемся спрятаться в его иллюзиях, когда реальность становится слишком неприятной.

Мы знаем людей, раздавленных этой зависимостью, – постоянно пребывающих в депрессии, апатии и безразличии, или согнувшихся от боли во внутренних органах, которая отпускает только с принятием новой дозы… Мы не хотим дойти до такого состояния – и пообещали, что будем контролировать друг друга. Лишь изредка мы укрываемся в этом логове, чтобы найти безмятежность. Никто об этом не знает.

Для борьбы с тревожностью мне дали флакончик лауданума – это настойка опиума. Я использую его, только если очень остро чувствую нехватку воздуха. Я никому об этом не рассказываю, даже Беатрис.