– Но это не так. Ты видишь во мне что-то такое, чего не было бы
– Ты хочешь сказать, что ты – это не ты, когда я тебя пишу?
– Не совсем. Скорее, я на твоем холсте – намного больше того, чем являюсь на самом деле. Твое присутствие усиливает мои черты.
– Полагаю, это комплимент.
– Да, к сожалению.
Больше нечего добавить. Я просто смущен этой откровенностью.
Луния – очень деликатная. Она способна меня успокоить и придать моим дням безмятежность.
Я провожу с ней большую часть своего времени и не желаю ничего другого. По вечерам мы посвящаем несколько часов общению со Збо и Ханкой, а утром снова приступаем к работе.
Эти сеансы позирования постепенно превратились в поток размышлений без цензуры. Мы обнажаем свои души, даже ни разу не прикоснувшись друг к другу. Луния – прекрасна, и я уверен, что она очень эротична, но я не вправе заходить так далеко. Меня сдерживает чувство уважения, которое я питаю к Жанне, к горю Лунии и к дружбе между Жанной и Лунией. Мысль о подобных отношениях сковывает двойной запрет: это предательство и любви и дружбы.
– Ты изменял Жанне?
– Мы не так долго вместе.
Она смеется.
– Этот ответ означает, что изменять разрешено только после определенного периода времени?
– Не разрешено, конечно. Но нами движет интерес или любовь к человеку – и если человек, с которым мы вместе, в достаточной степени вызывает в нас интерес и любовь, то другой человек не сможет вызвать в нас те же чувства.
Она смеется.
– Ты врешь.
– Почему?
– Потому что это не так, и ты это знаешь.
– Тогда объясни мне, как это.
– Питать интерес и любовь к одному человеку не мешает испытывать те же чувства к другому.
Это утверждение Лунии меня ошеломляет. Я не думал, что она настолько свободно мыслит.
– А теперь я задам тебе тот же вопрос: ты изменяла мужу?
– Нет, ни разу.
Она ответила мгновенно, без единого колебания.
– Однако наша совместная жизнь прервалась. Я не знаю, что произошло бы дальше. Но пока мы были вместе, я никогда не желала других мужчин.
– Я тебе верю.
– Я надеюсь. Амедео, я бы никогда не соврала тебе. Наша связь сильна именно потому, что нам удается быть искренними.
Я ей улыбаюсь. Я понимаю весь подтекст в ее словах.
– Какие сильные отличия между мужским и женским полом, правда?
– Я не знаю, Луния.
– Ты должен попробовать встать на мое место. Ты бы многое понял о женской душе.
– Я ее интуитивно чувствую.
– Да. Я знаю: иногда интуиция сильнее понимания. Значит, если ты чувствуешь, чем наполнено мое сердце, то знаешь, что было бы очень легко сдаться, как думаешь? Мы с тобой одни дома, часто подолгу. Ханка с Леопольдом заняты. Ничто нам не мешает быть более…
– Приземленными?
– Именно.
– Ничто нам не мешает. Это правда.
– Однако мы не позволяем себе ничего более этих разговоров, в то время как ты меня пишешь, словно я обнажена.
– Это уже много.
– Да, Амедео, ты прав. Это уже много.
Иногда она просит меня сделать паузу и предлагает пройтись по улице. Думаю, что она это делает, потому что знает, что прогулки полезны для моего здоровья. Мы говорим обо всем на свете, даже об обыденных вещах. Затем возвращаемся и продолжаем заниматься живописью.
Когда я ее пишу, она раскрывается, преображается под влиянием какого-то необъяснимого возбуждения. Она продолжает утверждать, что именно в эти моменты становится самой собой.
– Амедео, сколько у тебя секретов?
– С чего вдруг такой вопрос?
– Я хочу увидеть, какого уровня откровенности мы достигли.
Я в некотором затруднении.
– Можешь не рассказывать мне о своей распутной жизни, она у всех на устах.
– Я не веду распутную жизнь.
– Конечно, я знаю. Репутация человека формируется на основе сплетен, которые часто преувеличены.
– В эти годы, что я живу в Париже, я не сделал ничего такого, чего не делают другие.
Молчание. Я не знаю, как продолжить.
– Расскажи мне свой главный секрет. Покажи, что между нами есть доверие.
Я лишь смущенно улыбаюсь. Она принимает соблазнительную позу и настаивает:
– Амедео, ну расскажи мне о своем секрете…
– Я не могу.
– Ты фантазер.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты фантазер, если считаешь, что это действительно секрет. Туберкулез невозможно долго скрывать. Особенно в те периоды, когда состояние ухудшается.
Кисть падает на пол, я вытираю руки тряпкой и опираюсь на спинку стула.
– Я видела больных туберкулезом и знаю, как протекает болезнь. Я знаю, что можно долго хорошо себя чувствовать и даже казаться выздоровевшим, а потом случается рецидив.
– Почему ты мне об этом говоришь?
– А почему я не могу этого сделать? Знаешь, душу губят ненужные вещи.
– И что же, в твоем понимании, «ненужное»?
– Например, секреты.
– Тебе рассказал Збо?
– Нет, Амедео, подумай. Леопольд и Ханка помогли тебе, Збо делает на тебя ставку. Тебе кажется разумным, если бы он стал всем рассказывать, что у тебя туберкулез?
– Нет.