– Я Иньиго Монтойя, и я все еще ас; ко мне, – и, услышав, как шелестят три нетопыря, он пожалел, что не поскромничал хотя бы немножко, однако поздно сожалеть, надо застать их врасплох, что он и сделал, сменил позу, выпрямился во весь рост, ловя их в полете загодя, когда они еще не ожидали, и теперь на шпаге болтались семь нетопырей, и до свиданья, баланс, и это было бы плохо, опасно, если б не одна важная деталь: во мраке царила тишина. Больше не шелестело. – Тоже мне великан, – сказал тогда Иньиго, переступил через Феззика и побежал к подножью темной лестницы.
Феззик поднялся и загрохотал за ним со словами:
– Иньиго, слушай, я перепутал, ты не врал, ты меня разыграл, а папа говорил, розыгрыши – это ничего, и я на тебя уже не сержусь, ты же не обижаешься? Я не обижаюсь.
В черной темноте у подножья лестницы они повернули дверную ручку и вышли на четвертый уровень.
Иньиго поглядел на Феззика:
– Ты простишь меня за то, что я спас тебе жизнь, если я прощу тебя за то, что ты спас мою?
– Ты же мой друг, мой единственный друг.
– Какие мы все-таки жалкие, – сказал Иньиго.
– Держал-то я.
– Отличная рифма, – сказал Иньиго: пусть Феззик поймет, что все наладилось. Они зашагали к табличке «На пятый уровень» мимо странных клеток. – Хуже еще не бывало, – заметил Иньиго и отпрыгнул: в сумрачной стеклянной вольере кровавый орел пожирал человеческую, судя по всему, руку, а напротив, в большом черном пруду, копошилось что-то темное и многорукое, и воду будто втягивало в центр, многорукому прямо в пасть. – Скорей, – прибавил Иньиго и содрогнулся, вообразив, как его сбрасывают в этот черный пруд.
Они открыли дверь и поглядели вниз.
Нет слов.
Во-первых, на двери не было замка – значит она их тут не запрет. Во-вторых, на лестнице светло.
В-третьих, лестница совершенно прямая. В-четвертых, марш не такой уж и длинный.
А в-главных, здесь ничего нет. Светло, чисто и абсолютно, без малейшего сомнения, пусто.
– Ладно врать-то, – сказал Иньиго, держа шпагу наготове, и спустился на одну ступеньку. – Феззик, стой у двери – вот-вот свечи погаснут.
Он спустился на вторую ступеньку.
Свечи ярко горели.
Третья ступенька. Четвертая. Всего дюжина ступенек, и Иньиго сошел еще на две, а на полпути остановился. Каждая ступенька где-то в фут шириной – он на шесть футов ушел от Феззика и на шесть футов приблизился к большой узорчатой двери с зеленой ручкой.
– Феззик?
С верхней площадки:
– А?
– Мне страшно.
– На вид вроде нормально.
– Нет. Так и надо – это чтобы нас одурачить. Тут, значит, еще хуже прежнего.
– Но ничего ж не видно.
Иньиго кивнул:
– Потому и страшно.
Еще шаг к последней узорчатой двери с зеленой ручкой. И еще. Осталось четыре ступеньки. Четыре фута.
Сорок восемь дюймов до гибели.
Еще шаг. Иньиго дрожал, почти не властвуя над собой.
– Ты чего трясешься? – сверху спросил Феззик.
– Смерть. Тут смерть. – Иньиго шагнул снова.
Гибель через двадцать четыре дюйма.
– Можно к тебе?
Иньиго потряс головой:
– Тебе-то зачем умирать?
– Там же пусто.
– Нет. Тут смерть. – Он не властвовал над собой. – Я бы с нею сразился, если б увидел.
Феззик не знал, что и делать.
– Я ас Иньиго Монтойя; ко мне! – Иньиго вертелся, пристально разглядывая освещенную лестницу, держа шпагу на изготовку.
– Ты меня пугаешь, – сказал Феззик, закрыл за собою дверь и зашагал по лестнице.
Иньиго пошел навстречу:
– Нет.
Они встретились на полпути.
Семьдесят два дюйма до гибели.
Зеленый крапчатый отшельник убивает медленнее рыбы-камня. И многие считают, что от мамбы страданий больше – изъязвления и все такое. Но в пересчете на граммы с зеленым крапчатым отшельником не сравнится ничто во вселенной; черная вдова рядом с ним – просто кукла тряпичная. Отшельница принца Хампердинка гнездилась за узорчатой зеленой ручкой нижней двери. Шевелилась отшельница редко – разве что ручку поворачивали. Тогда она бросалась как молния.
На шестой ступеньке Феззик обнял Иньиго за плечи:
– Спустимся вместе, шаг в шаг. Тут ничего нет.
Пятая ступенька.
– А должно быть.
– Почему?
– Потому что принц – изверг. А Рюген – его товарищ по несчастью. И это – их шедевр.
Четвертая ступенька.
– Ты так замечательно рассуждаешь, Иньиго, – громко и ровно сказал Феззик; ужас, однако, уже драл его душу на куски.
Посудите сами: он тут стоит на приятной светлой лестнице, а его единственный в мире друг от переутомления вот-вот спятит. Скажем, вы оказались на месте Феззика: мозгов кот наплакал, застряли на четвертом подземном этаже Гибельного Зверинца, ищете человека в черном, не веря, впрочем, что он здесь, и ваш единственный в мире друг по-быстрому теряет рассудок. Вот как вы поступите?
Еще три ступеньки.
На месте Феззика вы запаникуете, потому как если Иньиго спятил, значит вожаком экспедиции стали вы, а на месте Феззика вы понимаете, что в этом мире вожак из вас никакой. Феззик запаниковал и поступил соответственно.
Он дал деру.