Принцип неопределенности

– Если ты сравниваешь Силу со зрением, то явно не имеешь с ней проблем. Это более похоже на ситуацию, когда тебе имплантировали эхолот от мышеястреба и завели от него нервный импульс в неподготовленный для этого мозг. Или киберимплант, предназначенный для другого вида. Такова картина почти для всех джедаев.

Я же говорил о цветах? Для тебя донесли то, что цвета существуют – и ты начал с трудом, но разделять спектр уже самостоятельно. Причем уникальным строго своим способом. Но это требует значительных усилий, и создавать живописные полотна так никогда не научишься. Хотя…

– Поэтому я не владею телекинезом? – предположил я. – Я, кстати, неосознанно провожу аналогию со зрением. Но это не так. Это нечто иное, как картина и музыка одновременно. Образы и даже запахи.

– Это индивидуально. Вовсе и не нужно подыскивать для этого термины. Определив для всего названия, ты уничтожаешь чувственное познание реального мира, заменяя его на иллюзорную картину мира, описанного словами. – сказал Реван. – Ощущение Силы имеет иной характер, чем прочие чувства и в идеале требует своей терминологии, созданной с нуля. Причем каждым к Ней чувствительным самостоятельно и под себя. Но если группа лиц использует сходную методику, то может сойтись на общем для них языке. Но язык диктует мышление, язык же Силы – набор техник.

– Я понимаю, о чём ты, – кивнул я. – Однажды случается что-то новое, с человеком ли, с его мыслями, ощущениями. Нечто ранее им не познанное. Попытка выразить это через ранее известные слова и образы тяжела, но в этом и заключается акт созидания смысла, познания. Нового слова. Но это выглядит так для науки, стиснутой рамками слов. Описываешь предмет через известный набор теней и призраков. И вот уже нечто, вырванное из небытия Безымянного, становится ясным и понятным, получив название. Такова суть нашего мышления. В создании еще одного отражения непознаваемой реальности.

– Целиком не познаваемой, – веско прервал меня Реван.

– Но вот встретив того, кому не ведомо это поименованное явление или предмет, вновь я буду вынужден описывать его этими ложными ассоциациями, – продолжил я, приняв это уточнение. – Давать куски истины о нем. И не пережив, и не ощутив того же, поскольку я не могу поделиться своими ощущениями, пусть и зная все слова в этом мире, слушатель познать это будет неспособен. Слов недостаточно. Да, это будет похоже на познание, но объяснить слепому от рождения, чем отличаются цвета?

– Слов всегда недостаточно. А те, что есть – применяются не к месту или же каждым разумным со своим собственным понимаем их смысла, – сказал Реван. – И излишняя лиричность только мешает познанию. Хотя это опять же зависит от смысла, который ты вкладываешь в это слово.

– И как тогда учить пониманию Силы? – спросил я с недоумением. – Если нет ни языка, ни возможности посмотреть на одно и то же совместно и увидеть одинаковую картину? Так даже названия передать нельзя для одного и того же. Если оно это «одно и то же» вообще наличествует в сознании двух разных людей.

– Но тот, кто познал, может наставить других. – сказал Реван. – Да, он не сможет дать готовых и ясных ответов. Но Сила – это истинная реальность, а не иллюзорное познание, ограниченное словами. Её нужно познавать самостоятельно. Непоименованное станет познанным по-настоящему. Как есть – без создания искаженного образа явления, которой соответствует слову.

– Истинная ли? Не еще ли одна иллюзия? – сказал я с издевкой.

– Любая истина, отраженная в нашем сознании - греза. Но пусть и иллюзия, но иллюзия истины, а не греза о грезе.

– Оставим спор, ведомый словами о невыразимом, – предложил я.

– Это будет мудро, – согласился Реван со смешинкой в голосе. – Поэтому я не люблю философию, она не продуктивна. Любой ответ лишь порождает новые вопросы. Причём самые главные ответы не достижимы из-за характера этих вопросов, того, как именно они заданы.

– Я бы не сказал, что ты её не любишь, – усмехнулся я.

– Знания о чём-либо, или их отсутствие не всегда диктуются любовью к этому вопросу. Ты понял, почему я стараюсь не давать тебе знаний джедаев? Или ситов?

– Начинаю догадываться, – ответил я.

– Хорошо. Но здоровье надо беречь, – появилось текстовое сообщение на коммуникаторе. – Я отправлю тебе древний текст со стены одной гробницы, он как раз о тёмном исцелении. Решай сам, насколько это тебе нужно. Компилируй на своем языке.

– Благодарю. Посмотрю завтра, – отправил я сообщение.

Я не удержался и разок перед сном взглянул на изображение настенной фрески, испещренной заостренными ситскими закорючками и фыркнул. Реван предполагает, что переводом я займусь самостоятельно? Я же никогда не говорил ему, что знаю ситский. Или?.. Хатт с ним!

Я проснулся посреди душно-багряной ночи от неожиданных ласковых прикосновений. Две смуглых приятно-раздетых девицы странной наружности улыбались мне, и, я несмотря на явную необычность происходящего, решил, что мне ничего не угрожает.