Пристрелочник

В Великом Булгаре истории, рассказываемые караванщиками, вызвали сперва бурное возмущение. Уже поговаривали о новой войне с неверными. Но Абдулла, внимательно послушав участников, задал два вопроса: "Нужно ли купцу соблюдать законы страны пребывания? Пострадал ли кто-нибудь из "уважаемых людей", кто не нарушил закон?".

Слух о запрете работорговли буквально потряс Залесье. В сотнях боярских и купеческих домов по всему краю бурно обсуждали эту новость. Сама мысль - "территория свободы" - привела тысячи людей в состояние крайнего недоумения и возмущения - они почувствовали себя обкраденными. Моя вражда со "святорусскими вятшими", моя "не-людскость" получила ещё один источник.

Рабовладельцы были возмущены. А вот работорговцы, особенно из числа "гречников" и новогородцев, продающих русских людей на северо- и юго-запад - пришли в восторг: цены на двуногий скот в Залесье упали.

По сути, моя выходка напомнила и Андрею, и Ибрагиму о моём существовании. И о необходимости исполнять принятые на себя обязательства. Государи начали шевелиться. Хотя бы - мозгами.

Караван ушёл, но не весь. Кроме 17 учанов с восточными людьми и лодочки с муромскими гриднями, в караване пришли три посудины учанистого вида с русскими купцами. Вид сходный, загрузка... выше ватерлинии. Под рогожами горбы груза выпирают. Встали отдельно, шагов за двести от булгар. Мы к ним ещё и не подходили.

-- Николай, это кто?

-- Купцы рязанские. Хлебом торговать хотят. Но цены ломят...

-- Оставь здесь кого-нибудь за себя. Пойдём, глянем.

Эти, явно, наши. Навесы под берегом поставили, костерок палят, котлы вон у них уже булькают. С полсотни мужиков. Совсем урезанные экипажи без пассажиров. Устраиваются как на ночёвку. Доспехов и острого длинномерного не видно.

-- Мир вам, добрые прохожие. С чем припожаловали?

-- И ты здрав будь, Воевода Всеволжский. И людям твоим дай бог здоровья. Лихо ты ныне этих-то, гололобых - по-обламывал. Аж штаны с басурман снял. Потрясли, поганцы, срамом-то на виду! Осрамилися. Эхе-хе... И всё ж миром, всё ж тихо, без боя, без драки. Ловко ты их, ловко. Жаль, вовсе не ободрал. Оставил бы им судёнышко какое, повкидал бы туда голых да ободранных... Ещё б и плетей ввалить... Вот бы они всю дорогу зубами-то лязгали да спины почёсывали... А то, вишь ты, брюхо парчой обтянут да и ходют, словно хозяева. А этих-то, кого повязал-позаламывал, где продавать будешь? В Муроме аль во Рязани? Аль те выкуп сюда с Булгара притащут? Ты продай лучше - тута у тя полон-то долго не проживёт, поболеет-погниёт...

Балагур-советчик... Остонадоело. Что человека продавать нельзя... Ваня! Анахронизмов не надо! Это и в 21 веке не все понимают.

-- О моих делах - после. Вы-то с чем пришли?

-- Мы-то? Мы с товаром. С самым тебе надобным. С хлебушком. Вона - полны-полнехоньки короба плывучие. Выше бортиков набитые. Зерно ржаное да пшеничное да овсяное. Отборное-литое-мытое... чисто жемчуг скаченный...

-- И почём?

-- Дык известно - по деньгам. Уж мы шли сюда сумлевалися - сыщется ли у тебя казны на такую-то на горушку? Уж совсем собралися-решилися расторговаться во славном граде во Муроме. Аж поп ихний главный приходил-упрашивал: отдайте-де, хлебушек-то сиротам да погорельцам. А не хотите задарма - епархия-де откупит, цену даст добрую, не обидную. А тута Софроний наш и говорит: уж вы други мои, сотоварищи, уж решать-то нам всем общей волею. А только мнится мне, что сыщется у Воеводы Всеволжского злато-серебро во множестве. Уж такой-то, как он, прохиндей лысенький, да не должон сидеть у пустой казны пригорюнившись!

Вот те на! Тесен мир, тесен. Софрон, купец, когда-то пришедший в Рябиновку из Рязани с хлебным караваном - здесь. В тогдашней сваре он оказался единственным разумным человеком. Тогда мы вышли с прибылью. Хоть и без продолжения: больше к нам рязанские караваны с хлебом не приходили - обиделись купчики, что я им халяву поломал. А и плевать - мы уже успевали со своим хлебом выкрутиться.