Приступ

Гапа улыбнулась Боброку, отчего нижняя челюсть его упала ещё ниже. Объяснила:

— Виделись разок. Было дело — княжич приболел. Так я Катеньке горшочек варенья клюквенного передавала и с ним столкнулась. Клюквы-то здесь не найти, а у меня с собой было.

Гапа выскочила из светлицы, Боброк проводил её задумчивым взглядом. Потом, набравшись смелости, прямо спросил:

— Так это они тебя на нас навели?

Я, весело улыбаясь, рассматривал его, молчал. Поняв, что ответа не будет, он высказался:

— Змея. Змеюки подколодные. В княжьем тереме жили, княжий хлеб ели, а сами…

— Не-а. Княжий хлеб ел ты. Теперь — мой ешь. Они князю — гостьи прохожие. Ты мне — холоп. Надумаешь их дела повторить — выпотрошу. И не тебя одного.

Он зло посматривал на меня исподлобья. Я вновь ухмыльнулся ему в глаза:

— Не думай: «не поймаешь, Воевода. Обману, перехитрю, обойду». Ты о сегодняшнем деле подумай. Разве победа моя в том, что у меня воев более или клинки лучше? Да, это так. Только откуда это всё взялось? Я наперёд продумал, предвидел. И с местом — я узнал, что вы побежите, когда, куда. Наперёд узнал, наперёд подумал, что надо узнать. А твой Жиздор — нет. Два войска здоровенных к Вышгороду сошлись. А он? Сделал вид, что нету их. Не схотел думать даже про то, что перед глазами. А я — думаю. Его голова у меня в мешке не потому, что у меня меч длиннее, а потому что у меня мысль острее.

Его потомок пойдёт именно этим путём — перемыслит Мамая. Найдёт способ получить сведения о замысле татарского похода, подберёт построение войска, заставит себя, Серпуховского князя, Засадный полк терпеть, ждать наперёд продуманного момента. И будет победа. При численном превосходстве противника.

«Потомок» поймёт. Поймёт ли «предок»? Точнее: примет ли, что перемыслить меня он не сможет, и пытаться не надо. Что попытка, если и будет, то одна. Последняя в жизни. И не только в жизни его самого.

Я сочувственно разглядывал сидевшего передо мной пожилого мужчину.

— Тяжко. Стыдно. Признать, что иной человек тебя мыслею острее. Что родовитее, богаче, сильнее — запросто. Книжностью превосходит, иных земель более видал — легко. А вот умом острее — стыдно. Хоть все понимают, что люди разные. И в этом деле — тоже. Но принять умственную немощь свою, перед живым человеком, за одним столом… тяжко.

Он смотрел на меня потрясенно.

Умный человек. Дурак чужого ума не улавливает — сравнивать не с чем.

Добавил веско, глядя ему в глаза:

— Не шути со мной. Не играйся. Поймаю. Прихлопну. Будет больно. И — стыдно. Своей глупости. Иди, устраивайся.

Я махнул рукой, Боброк заторможено поднялся, вышел во двор. Так и шёл к амбару, куда полон загнали, держа шапку в руках.

Я чего-то новое сказал? Что мозги имеют значение? Что дураком быть плохо? Может ему, как Фангу в Рябиновском порубе, надо про слабую, но умную обезьяну, скачущую по миру на злобном когтистом крокодиле?

Нет: христианин, набор образов другой. В христианстве умных нет. Победа над противником достигается молитвой, постом, терпением и смирением, милостью божьей — не умом. Из мирских мудрецов — один. Да и тот — Соломон.

Боброк уловил моё интеллектуальное превосходство. Не в каких-то хитрых мастеровых изысках — ему это не интересно. Не в количестве и качестве воинов. Как с этим бороться известно: надо — больше. Больше своих. Воинов, мечей, коней, кольчуг… Он ощутил моё превосходство в «кознях и ковах». И растерялся: как победить противника, который предвидит твои действия, меняет твои планы так, что ты уверен, что они твои, а они его.

Забавно: я убедил его в своём уме на примере эпизода, в котором сам постоянно чувствовал себя дураком.

Он сумел донести это ощущение — «не играйся» — до своего прежнего воспитанника, до Подкидыша. Это сэкономило время и ресурсы. Сохранило жизни тысячам людей русских. Уменьшило нужду демонстрировать реальность «третьего исхода» в «Каловой комбинаторике» — принять, убежать, умереть. И послужило одним из ключевых элементов в создании «Русской Хазарии».