Приступ

— Не-не-не! Не дай бог! Я ж про такой случай… даже и мечтать не мог! Я ж… ну… один! Чтоб кто мёртвого князя продавал… да ещё Великого… На всю Русь! Один! Как перст! Никого и близко…!

Почему на Руси «один» — «как перст»? Персты-то, как раз, всё с «братцами». Кулак, ладонь, щепоть… Одна у человека голова. Нос. И, да, есть «один». Мда… и похож. «Как перст».

— Э… Господин Воевода. А в какую ныне цену покойные Великие Князья выставляются? А то я как-то… товар-то… не на каждый день.

— Ежели свежие, вчера рубленные, то по тысяче. А там… поглядишь по покупателям.

Парень то поглаживал гроб, на котором сидел, то тряс головой от уникальности ситуации, то начинал горделиво осматривать окрестности. Понимаю: такая сделка у торговца — «в жизни раз бывает». Да и то, очень не во всякой жизни. Первый и единственный раз за всю историю Руси. Второй. Если печенежского хана Курю с черепом Святослава-Барса считать.

К воротам не подошли — стрелы кидать начнут. Выбрал мужика из пленных возников-киевлян. Объяснил, послал к воротам. Тот, опасливо приседая через шаг, пошёл. Долго кричал стражникам на башне. Те разглядывали его с высоты. Ругались, пару раз пуганули стрелами. Потом, видно, привели знающих возчика в лицо. На стене появились женские платки, пошёл визг, вой и причитания. Со стены скинули верёвку с петлёй. Мужик сунул туда… нет, не голову, как вы подумали — задницу. Его подняли и там затихло.

Его коллеги по извозу стояли у дороги связанными, на коленях и дрожали. От холода и страха: я публично предупредил «посла», что если быстро не вернётся — коллегам головы отрублю.

— С их вдовами да сиротами сам разговаривать будешь. Объяснять: что, да как, да почему. Сотоварищам своим смерть лютую подарил.

Солнце шло к закату, время, которого у меня не было, утекало. Завтра-послезавтра и всё. Дальше Боголюбскому — кирдык. И только ноги уноси.

Сухан, устроившись за конём, скрытно от стражи, с подзорной трубой, внимательно осматривал предполье, крепость, мост, башню, ворота. «Сканирование» — главная цель мероприятия. Если защитники крепости заложили ворота брёвнами, забили башню камнями и грунтом, то, чтобы впустить в крепость Боголюбского… придётся потрудиться. Потратить время и силы. Что надо предусмотреть при планировании операции. Я уж не говорю о подпиленном мосте и прочих… возможных милых забавах осаждаемых.

Чей-то конный разъезд, маячивший на дороге в полуверсте сзади, съехался с группой новых конников и куда-то порысил. А часть вновь прибывших направилась к нам.

Я ж говорю: в ГУМе у фонтана. В смысле: на Белгородской дороге у Киева.

— Князю Муромскому и Рязанскому, Юрию свет Владимировичу, моё почтение! Рад видеть тебя княже. И тебе, Илья Иванович, поклон. Какая нужда привела?

Приятная встреча. Мы с Живчиком дружны. Ну, насколько простолюдин в моём лице может быть дружен с русским князем. Я его не подставляю, гадостей не делаю. Учитываю его интересы. После своих, конечно. Он в душу не лезет, но и в свою не пускает. Добрые соседские отношения. Вот с Ильёй Муромцем отношения душевнее. Я его и с того света вытягивал, и поругаться-поспорить доводилось.

— И ты, Воевода, здрав будь. Нужда? Нужда наша зовётся «князь Андрей». Велено здесь, напротив ворот, лагерем становиться.

— А чего злые такие? Хорошее же место.

Живчик резанул взглядом, а Илья, тяжко вздохнув, объяснил:

— Вчерась уговорились, что мы к Золотым пойдём. Мда… там богато, монастырь недалече. И жильё тёплое, и корм сытный. Справно. Тут… чего-то переигралось. Совета не было, толком не обсказано… Иди быстро к Лядским воротам, ставь лагерь крепкий. Мы тока-тока тама устраиваться начали… А тута… в чистом поле мёрзлу землю долбить…

— Илья, не гневи господа, где ты здесь чисто поле видишь? Халуп поломаете, костры разложите — будет тепло. А вон там, вроде, крыша усадьбы боярской виднеется…

— Мы таки места добрые подобрали. А тут-то… тесно да неприглядно…

Что-то мне «казак старый» не нравится. Ноет о печке тёплой. Не заболел ли?

Живчик подскакал к дровням, посмотрел, удивился:

— Эт чего?

— Гроб.

— Бл… Вижу. Чей?

— Ныне выходит… Жиздоров.

— Да ну?!

— Ну. Глянь.

Свита рязанско-муромского князя плотно обступила дровни, крышку домовины сдвинули, показали: всё честь по чести. Вот голова, вот остальное. Голова подвязана, руки скрещены, сам в белом.

Илья даже слез с коня, поколупал возле носа покойника:

— Думал — прилипло что, а то родинка.

Все как-то оживились, загомонили, будто в предвкушении выпивки, заулыбались:

— Ну ты, Воевода, во всяк раз чего-то… с выподвывертом. Это ж надо! Все — с оттелева, один ты — с отселева. И вот же — с такой прибылью…

Живчик восхищённо тряхнул головой:

— Щастит, щастит тебе Богородица. Да уж… А сюда чего притащил?

— Продаю.

Раздражение, бывшее на лице Живчика в первый момент нашей встречи, уже сменилось восхищением и завистью от вида покойника. Однако последние слова повергли его в чистое недоумение:

— Продаёшь? К-кому?

— А вона.