Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы

Вчера вечером он с большой напыщенностью поведал мне о героизме правительницы его страны. Что ж, я никогда не сомневался в ее храбрости. Она послала за д-ром Димсдейлом; она не желала никаких предварительных испытаний на человеке ее возраста и столь же корпулентного сложения; она удалилась в деревню со своей обычной свитой; она взяла с Димсдейла обещание молчать, и можете быть уверены – он выполнил обещание, да и как не сдержать клятву, данную эдакой львице. Ее привили; затем она обедала, ужинала, прогуливалась, все это прилюдно; она не исчезала ни на день; у нее появилось несколько отметин на лице и множество на теле: полагаю, она и с Орлова взяла клятву никому об этом не говорить. Теперь она привила еще и сына. Удивляюсь, что великодушие не побудило ее прежде провести этот опыт на нем, а потом уж прививаться самой[295].

Даже сплетник Уолпол, неспособный упоминать о теле Екатерины без ехидных замечаний о ее фигуре и сексуальной жизни, не сумел скрыть нотку восхищения. Между тем Вольтер оставил шуточки про монашек и клизмы, занявшись пропагандой ее триумфа в более почтительном стиле. В январе 1769 г. он написал князю Дмитрию Голицыну, дипломату, выступавшему посредником в ходе покупки Екатериной библиотеки Дидро (князь служил ее главным закупщиком произведений искусства): «Новость о том, что императрица благополучно испытала на себе прививку, и о ее щедрости по отношению к ее врачу раздается по всей Европе. Я уже давно восхищаюсь ее смелостью и ее презрением к суевериям и предрассудкам»[296]. Затем он снова увязал медицинский триумф Екатерины с ее грядущей военной победой в Турции (уверенно предрекая, что она победит), описывая ее как философа и воительницу и обещая, что если она возьмет Константинополь, то он непременно поселится там (с ее разрешения). А вот в Петербург он ни за что не станет перебираться, «ибо в мои семьдесят пять я вовсе не намерен отправляться во льды Балтийского моря».

Пока императрица вела рекламную кампанию, Томас продолжал заниматься делами практическими. Он по-прежнему делал прививки при дворе и в великолепных домах Петербурга – множество знатных дворян желало последовать примеру Екатерины. Кроме того, врача пригласили в Ропшу – селение в 30 милях к юго-западу от столицы, принадлежащее Григорию Орлову. Смертоносная мощь оспы обрушилась на село с невиданной яростью: уже погиб 31 его житель. С помощью доктора Стренджа, помощника доктора Шулениуса в доме Вольфа, Томас привил всех, кто не показывал признаков оспы, в общей сложности 123 человека (в основном это были дети, причем 47 – младенцы). Результаты оказались такими же впечатляющими, как и при дворе: выжили все пациенты, кроме трех, причем все трое страдали другими болезнями. Первая всеобщая прививка в России стала еще одним примером действенности метода, а заодно позволила фавориту Екатерины выставить себя верным последователем идей своей любовницы и прогрессивным сторонником просвещенной медицинской практики.

Успех царской прививки и ропшинская массовая программа лишь усилили беспокойство Томаса о том, как сохранить репутацию прививочного метода в России. Да, пример Екатерины способствовал поддержке прививок, но эта поддержка оставалась шаткой и могла легко обернуться своей противоположностью, если от прививки скончалось бы какое-нибудь известное лицо. Томас привил графа Шееля, датского посла в России, и одного из двух его юных детей, однако решил, что второй ребенок недостаточно здоров, чтобы подвергаться процедуре. Пока граф приходил в себя после прививки, его жена родила сыновей-близнецов, у одного из которых развилась оспа в острой форме. В отчаянии графиня умоляла английского врача сделать прививку второму новорожденному, а также болезненному ребенку, которого Томас отказался прививать, ведь оба они уже подверглись воздействию болезни.