Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы

Было ясно, что все это займет немало времени, а опыт первых прививочных испытаний показал Димсдейлу, как трудно находить первых доноров для получения материала. Без отслеживания «живых» случаев заболевания задержек могло стать еще больше. Чтобы свести к минимуму неопределенность, Томас предпринял шаг, который, как он сам признавался, «можно счесть странным»[302]. Вместо того чтобы по прибытии в Москву выискивать там больных оспой, годных в качестве доноров, он решил привить «одного ребенка или двух» еще в Петербурге и затем взять их с собой. При правильном расчете времени они должны были прибыть к месту назначения как раз тогда, когда у его юных спутников появятся пустулы. Это позволило бы ему использовать их жидкий инокулят как раз на той ранней стадии развития болезни у донора, на которой Томас предпочитал делать прививку, когда следовал методике «из руки в руку».

Но выполнить даже этот план оказалось труднее, чем ожидалось. В записях самого Томаса сквозит легкая досада из-за того, что просвещенная деспотия императрицы недостаточно деспотична для достижения его собственных целей:

С трудом достали мы двух маленьких пациентов; хотя и кажется, что неограниченная власть государыни давала нам возможность располагать по ее высочайшему повелению всеми лицами и везде, как бы нам ни вздумалось, тем не менее в правление Екатерины II до такой степени преобладают кротость и благодушие, что никогда не делается никакого принуждения в этом роде[303].

И в самом деле, еще в Царском Селе императрица, по прошествии шести лет после переворота уже уверенная в прочности своей власти, объясняла Томасу, что она сознает политическую значимость убеждения, особенно если речь идет о какой-то новой медицинской процедуре, внушающей подданным страх.

После нескольких дней поисков наконец удалось найти двух подходящих детей: мальчика лет шести, сына матросской вдовы, и 10-летнюю Аннушку, которую еще до этого частенько перекидывали от одного взрослого к другому, точно почтовый пакет, который никому не нужен[304]. После смерти отца девочки, немецкого офицера, ее мать быстро вышла замуж во второй раз и укатила вместе с новым мужем, оставив ребенка на попечении бабушки. Прозябавшая в нищете, неспособная прокормить внучку, женщина, в сущности, отдала ее в заклад: «Заложила свою внучку в восьми рублях одному дворянину». Эту сумму ему возместили, и Томас привил обоих детей за два дня до планируемого отъезда в Москву. Предполагалось, что путь туда займет четыре дня, а значит, путешественники окажутся в древней столице на шестой день после прививки, как раз незадолго до появления пустул и максимального усиления жара. Томас с нетерпением ожидал, когда он наконец сумеет посетить этот «большой и знаменитый город», столь сильно отличающийся от всего, что он знал в Англии.

Димсдейлов доставил в Петербург незамысловатый дилижанс, главным преимуществом которого была скорость. В Москву же они отправились самым роскошным образом. Императрица одолжила им один из своих экипажей для путешествий – просторную карету, напоминавшую миниатюрный деревянный домик на колесах и предназначенный для круглосуточного движения. Сиденья можно было опускать, чтобы поспать, а колеса – заменять на полозья, тем самым превращая карету в подобие саней. В отдельном экипаже путешественников сопровождал Сергей Волчков, знаменитый лексикограф и переводчик, который незадолго до этого опубликовал многоязычный словарь, – он должен был переводить[305]. В нескольких других каретах размещались слуги, багаж врачей и провизия для путешествия.

Несмотря на сложные приготовления (а может быть, как раз из-за них), путешественников задержали «неизбежные препятствия». Они тронулись в путь лишь через четыре дня после того, как будущим донорам сделали прививку. Более того, у мальчика выявили на голове паршу – разновидность стригущего лишая, инфекцию, наиболее распространенную среди бедных слоев общества и вызывавшую воспаление и шелушение участков кожи головы. Так как она заразна, пришлось оставить мальчика в Петербурге, и двум медикам оставалось рассчитывать лишь на Аннушку как на источник оспенного гноя для многочисленных московских прививок. Чтобы инокулята хватило, Томас привил девочку в четыре места (по два на каждую руку).