К тому времени в медицинских кругах уже утихли дискуссии о том, как выполнять саму процедуру, – врачи по большей части пришли к единому мнению. В опытных руках усовершенствованная методика, разработанная семейством Саттон и пропагандируемая Томасом Димсдейлом, оказалась весьма надежным средством, гораздо более безопасным в сравнении с риском натуральной оспы. Первыми эту практику приняли богачи; за ними последовали представители среднего класса и обладатели скромных доходов, по мере того как прививочный метод становился все более дешевым, все менее обременительным и все более доступным. В 1772 г. ежегодную поэтическую премию Оксфордского университета получило стихотворение Уильяма Липскомба «О благотворных следствиях прививки», прославлявшее эту технологию защиты «красот священных острова Британья»[393]
. В частных письмах обеспеченных семейств то и дело встречались сообщения о прививке детей, а семья Саттон и предприимчивые прививатели, без спросу копировавшие их метод, по-прежнему получали немалые прибыли.Но для бедных стоимость процедуры оставалась слишком высокой. К тому же большинство из них продолжали относиться к ней с подозрением – во всяком случае, пока угроза эпидемии не казалась неминуемой. В 1779 г. отставной врач Бенджамин Пью, живший в Эссексе, с досадой отмечал: несмотря на огромные успехи прививочной практики, «приходится лишь удивляться, как пренебрегает ею простонародье в последние семь-восемь лет. Похоже, во многих частях нашего королевства о ней вовсе забывают, как если бы никогда и не знали, до тех пор, пока снова не явится натуральная оспа со своим обычным шлейфом зловредных недугов и не пробудит их от спячки»[394]
. Пью заявлял: крайняя заразность оспы означает, что никто (в каком бы то ни было возрасте) не может считать себя огражденным от нее, пока не привьется, однако в полной мере можно ощутить преимущества прививки, лишь когда эта практика «сделается повсеместной». Он предлагал ввести закон, обязывающий церковных старост следить за прививанием всех детей из бедных семей прихода с наложением серьезных санкций на родителей, отказавшихся привить своих чад:Не станет ли это средством распространить блага этого открытия в полной мере? Согласно такому закону, те, кто в силу упрямства, чудачества или показных угрызений совести воспротивится его положениям, должны подвергнуться известному ограничению в правах, к примеру, с запрещением голосовать на выборах или же становиться получателями помощи благотворительных обществ, причем последнее ограничение может относиться и ко всей семье уклоняющегося.
Пью полагал, что здесь возможны и иные преимущества помимо спасения жизней – в частности, «другие страны могут свободнее торговать с англичанами, когда исчезнет страх неожиданного столкновения с сим ужасным недугом».
Но расширение прививочной практики на беднейшие слои общества осложнялось и другой проблемой – возможностью заражения. Сведущие доктора уже давно отказались от давних представлений о каких-то «врожденных семенах» оспы, изначально гнездящихся в каждом человеке. Томасу Димсдейлу, как и многим другим медикам, становилось все яснее: эта болезнь распространяется от человека к человеку по воздуху или же через зараженные поверхности. Было понятно, что недавно привитые могут, пока сохраняют заразность, передавать вирус с такой же легкостью, как и страдающие натуральной оспой. Филантроп Джонас Хэнуэй, возмущаясь «беспечностью» пациентов и медиков-практиков, разносящих заразу и тем самым компрометирующих «благословенную» прививку, призывал власти принять соответствующие законы и правила[395]
. Он предлагал ввести систему официальных свидетельств (что-то вроде прививочных паспортов), подтверждающих, что их обладатель привит или переболел натуральной оспой. Без такого документа не следовало никого принимать в работный дом{36} или на работу в качестве слуги или подмастерья. Чтобы уменьшить распространение инфекции, надлежало выделить под прививку отдельные уединенные здания, а медицинскому персоналу следовало иметь «отдельную смену платья, предназначенную лишь для этого занятия».