Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы

Томас снова обратился к статистике, чтобы подкрепить свою точку зрения. Дополнив свежими данными таблицу Джеймса Джурина, составленную по «Лондонским ведомостям смертности», он показал: за восемь лет, прошедшие с тех пор, как он анализировал эти цифры, еще будучи в России, оспенная смертность в Лондоне выросла с одного случая, приходящегося на восемь летальных исходов от любых причин, до одного из шести. Теперь в британской столице ежегодно умирали от этой болезни около 2000 человек в обычный год и почти по 4000 – в годы эпидемий[401]. Он заявлял, что этот рост связан с прививкой лишь некоторых бедняков: это спасало отдельные жизни за счет множества других. Врач подчеркивал: «На практике в городе Лондоне прививка в целом скорее вредит, нежели приносит пользу. …Эти потери в основном обрушились на тех, кто не является самыми бесполезными членами общества, т. е. на молодежь, на отпрысков малообеспеченных ремесленников и на бедных тружеников».

В попытке примирить конфликт интересов личности и сообщества Томас выдвинул собственное предложение: может быть, собрать по подписке деньги на расширение оспенной больницы в Сент-Панкрасе, обнести стеной прилегающую к ней территорию в четыре акра{37} и приглашать бедных лондонцев прививаться там в условиях безопасной изоляции? Признавая, что «среди низших сословий столицы, как и многих других мест, глас народный по большей части против прививки», он предлагал ввести поощрительные меры: каждый, кто пройдет прививочный процесс, затем получит новую одежду – «две новые мужские рубахи или женские сорочки» – и полкроны. В заключение он призывал власти поддержать такую инициативу, отмечая, что это будет деяние патриотическое: «Являясь первым в Европе государством, принявшим и поощрившим прививочную практику, мы можем также иметь честь сделаться первой страной, которая щедро распространит ее преимущества на все общество и передаст ее потомкам».

Несмотря на честные намерения обеих сторон, обсуждение защиты городской бедноты от оспы выродилось в слишком ожесточенный публичный спор, доходивший до оскорблений. Ирландский врач Уильям Блэк, получивший образование в Лейдене{38}, стал одним из представителей нового поколения врачей, ведущих активные кампании в области здравоохранения. Вместе со многими единомышленниками он утверждал: хотя пресловутые таблицы смертности сыграли важную роль на раннем этапе развития прививочной практики, наглядно показав ее преимущества, они являются слишком грубым статистическим инструментом, не учитывающим более сложные факторы – например, рост населения или взлеты и падения эпидемической волны. Он яростно обрушился на Томаса Димсдейла, высмеивая его звучные русские титулы и обвиняя знаменитого врача в том, что он лично способствует заражению, прививая «всех богачей Лондона и окрестностей», а ведь эти богачи точно так же способны распространять вирус, как и бедняки. Блэк ударил прямо в ахиллесову пяту Томаса – в его слабость к клиентам с высокой платежеспособностью. Сравнивая барона с лицемерным церковником, громко порицающим азартные игры, между тем как из рукава у него выпадает колода карт, Блэк разражался обвинениями: «Если он всерьез полагает частичные прививки губительными для общества, можно заключить, что он совершает ужасное преступление, ибо он сам – в числе активнейших орудий общественного разрушения»[402].

Хотя Томаса выставляли жадным ханжой, погрязшим в заблуждениях, он твердо держался своих убеждений – как, впрочем, и всегда. За свою долгую профессиональную жизнь он успел увидеть, как прививка из сомнительного опыта превратилась в общепринятую и широко распространенную спасительную практику. Теперь он был полон решимости в очередной раз защитить ее репутацию, так как опасался, что ей может быть нанесен непоправимый ущерб, если общество решит, что прививки лишь разносят оспу еще сильнее. Для Томаса даже одна смерть, вызванная прививкой, казалась чем-то чрезмерным. С точки зрения Леттсома, эта пуристская, максималистская позиция приводила к тому, что бедняки оказывались не в состоянии сами защищать себя от оспы. Димсдейл и Леттсом обменивались доводами в ходе совершенно безобразной войны памфлетов. Леттсом, который был помоложе, сатирически высмеивал «Великого Прививателя, присвоившего себе единоличное право на теорию и практику прививки». Всевозможные «замечания» и «отклики» так и летали между двумя врачами – которые, как ни странно, при этом непринужденно присылали друг другу свои рукописи на правку, прежде чем опубликовать их[403]. Поначалу публика заинтересовалась этой ссорой, но вскоре ей наскучило следить за неприглядной дискуссией. В 1779 г. очередной номер журнала The Monthly Review вкратце описал новую реплику Леттсома так: «Продолжается перебранка самого неприятного свойства, с переходом на личности. Мы искренне надеемся, что перед нами последняя публикация в этой крайне малозначительной и весьма унизительной склоке».