Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы

Во время посещения Кунсткамеры – музея, учрежденного Петром Великим на набережной Невы напротив Зимнего дворца, – английской гостье показали оригинал рукописного «Наказа» императрицы. Этот сборник плодов просвещенческой политической мысли XVIII в. она выпустила в 1767 г., чтобы он служил руководством к созданию нового кодекса российских законов. Его бережно хранили в бронзовой шкатулке и демонстрировали на заседаниях Академии наук, но он стал скорее талисманом, чем пособием по реформам, хотя его влияние отозвалось в следующем веке. «Наказ» проникнут представлением о будущей России как об образованном, терпимом европейском государстве, и в основе этого представления – важный принцип, которого Екатерина всегда придерживалась, управляя своей растущей империей: «Гражданское общество, так же как и всякая вещь, требует известного порядка. Надлежит тут быть одним, которые правят и повелевают, а другим – которые повинуются»{41}.

27 августа Димсдейлы отправились в экипаже в Царское Село. Там Элизабет наконец представили императрице в ходе приватной аудиенции, какими государыня редко кого-либо удостаивала. Теплота и обаяние Екатерины, как всегда, подействовали чудотворно. «Я склонилась в поклоне, чтобы приложиться к ее руке, а потом она сама нагнулась и поцеловала меня в щеку, – писала Элизабет. – Она – женщина замечательной наружности, не такая высокая, как я, и более цветуще-привлекательная, с прекрасными выразительными глазами голубого цвета, с очаровательным, благоразумным взглядом, и в целом она весьма мила и изысканна». Со времен предыдущего визита Томаса государыня сохранила свои аппетиты касательно любовников и напряженной работы. Димсдейлы обедали с князем Григорием Потемкиным, «душевным близнецом» императрицы, обожаемым ею; этот победитель турок, возможно, был ее тайным мужем. Гости восторгались великолепным нарядом ее новейшего фаворита – Александра Ланского, «весьма привлекательного юноши» 23 лет.

Ни секс, ни дружба не влияли на строгий распорядок дня Екатерины. «Императрица рано встает и очень часто, надев кожаные туфли, выходит в сад уже в начале седьмого; там она прогуливается в сопровождении нескольких собак», – отмечала восторженная баронесса. Вернувшись в свои покои, расположенные в центре ее необыкновенного дворца, государыня сама разводила огонь в камине, смывала румяна, наложенные накануне вечером, затем, попивая горячий кофе, кормила своих собак и приступала к работе. В одно такое утро, еще до семи (солнце едва поднялось), Томаса вызвали для того, чтобы он сопутствовал ей во время прогулки. Дворцовые сады, устроенные в английском стиле, по-прежнему восхищали Екатерину своей красотой, свойственной им поздним летом, хотя знаменитые и устрашающие «американские горки», отраду ее более молодых лет, когда она вечно искала захватывающих забав, теперь уже практически не использовали. Специально сооруженная каменная пирамида ожидала погребения Сэра Томаса Андерсона и Леди Андерсон – двух престарелых и обожаемых государыней левреток, которых ей некогда подарил Димсдейл.

Два маленьких царевича («очень красивые дети, чрезвычайно смышленые и разумные», по словам Элизабет) пользовались невероятной любовью своей бабушки. Государыня дарила им заводные игрушки из чистого золота и серебра; она предоставила каждому личные покои, слуг и экипаж, а также полк мальчишек-солдат: «Она не в состоянии отказать им ни в единой просьбе». В молодости у Екатерины отобрали ее собственного сына и наследника, едва он родился, и отдали его на воспитание тогдашней императрице Елизавете. Теперь же, по сути, история повторялась: образованием и воспитанием внуков заправляла сама Екатерина, а не их родители, Павел и его вторая жена Мария Федоровна, на которой он женился вскоре после того, как его первая супруга умерла при родах. Мальчиков нарекли, как бы уже готовя их к государственному управлению: Александру было предназначено стать наследником Павла на российском престоле, а его младшему брату Константину прочили власть над воссозданной Византийской империей со столицей в Константинополе. Этот так называемый греческий проект остался несбыточной мечтой, которую не удалось воплотить даже Екатерине и Потемкину.