Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы

Процедура завершилась благополучно, и великий князь с великой княгиней готовились отправиться в годовое путешествие по Европе, оставив маленьких сыновей дома. Безутешная Мария отчаянно рыдала и умоляла Томаса каждый день писать ей о состоянии детей. Элизабет тоже оказалась захвачена этими излияниями чувств, поглотившими почти весь двор, но сама императрица лишь спокойно прогуливалась в саду. Она отметила, что великокняжеская чета сама решила предпринять такую поездку и что супругам вообще-то незачем пускаться в путь, пока ее невестка не почувствует готовность с удовольствием отправиться. Глаза Томаса оставались сухими, но он вспоминал разлуку с собственной семьей во время своего предыдущего визита в Россию и отлично понимал печаль молодых родителей. В дальнейшем он регулярно отправлял великому князю и великой княгине новости о здоровье мальчиков; врач получил множество прочувствованных благодарственных писем от обоих родителей принцев. Мария писала: «Шлю вам сердечнейшие поздравления, к которым присоединяется и мой супруг; снова приношу вам тысячу наших благодарностей и заверения в нашей вечной признательности»[424].

Дни стремительно сокращались, а вечера становились все холоднее, и 6 октября императрица вместе с свитой и спутниками вернулась из Царского Села в Петербург. Карету государыни везли десять лошадей, экипаж Димсдейлов – шесть; в сопровождавшей их кавалькаде насчитывалось еще восемь сотен. Они отбыли из дворца под звуки пушек и труб. Прививочная практика в России по-прежнему оставалась прочно связана с разного рода зрелищами; дети из царской семьи, подвергшиеся процедуре, давали этой семье очередную возможность повлиять на подданных своим примером.

Огромные толпы народа собрались поглазеть на маленьких царевичей, восседавших рядом с августейшей бабушкой, и громко приветствовать их после успешной прививки. «Вечером в городе устроили иллюминацию, повсюду была великая радость», – писала Элизабет. На следующий вечер торжества продолжились – состоялся придворный бал, а 14 октября, когда после прививок восстановилось обычное течение официального придворного календаря, столичная знать собралась в Зимнем дворце, чтобы поздравить царскую семью. Английскую гостью с почетом провели мимо прочих визитеров (она пришла от этого в восторг). Государыня пожаловала ей еще одну приватную аудиенцию, чтобы Элизабет могла должным образом попрощаться с ней, перед тем как наутро отбыть обратно в Англию.

Екатерина принимала Томаса и его жену (как выяснилось, в последний раз), облачаясь для придворного выхода. Она стояла перед большим зеркалом, закалывая булавками платье из белой и серебристой ткани. «Мне сообщили, что не бывает знака большего уважения, чем прощание со мною столь приватным образом, – захлебывалась восторгом баронесса Димсдейл. – Когда я, войдя в комнату, склонилась, чтобы приложиться к руке императрицы, она тотчас же поцеловала меня в щеку, сказала мне множество любезностей и несколько раз пожелала доброго пути, выразив надежду, что я благополучно доберусь домой, и т. п.» Екатерина была чрезвычайно обходительна с женой Томаса, однако с самим врачом провела долгий и серьезный разговор – она давно ценила его дружбу и откровенные советы. «Она имела длительную беседу с бароном», – писала Элизабет. Встреча стала последней. Хотя императрица и ее английский врач по-прежнему слали друг другу письма через весь Европейский континент, больше они никогда не виделись.

Вечером, уже готовясь к отъезду, Димсдейлы получили рукописную записку государыни – ответ на предупреждения Томаса насчет диеты ее внуков. Как всегда, он поведал ей правду: она невероятно ценила это качество, однако редко обнаруживала его в других. Его заметки о диете, писала она по-французски, стали «еще одним доказательством того рвения и привязанности по отношению ко мне лично и к моему семейству, которые он неизменно проявляет на всем протяжении нашего знакомства, постоянно приносящего мне такое удовлетворение. Он может быть уверен в моей искренней признательности. Я никогда не забуду, что он оградил меня, моего сына и моих внуков от оспы, сего ужасного недуга»[425].

Вечером 30 ноября 1781 г. Димсдейлы прибыли в Дувр. Неуютное путешествие по холоду было прервано лишь ненадолго, когда близ Риги какой-то коренастый незнакомец угрозами попытался задержать их экипаж. Томас не стал вынимать пистолеты, имевшиеся при нем в карете. Не теряя присутствия духа, он отпугнул негодяя, размахивая длинной тростью и «решительно наступая», несмотря на то что почти ничего не видел – он забыл свои очки в Петербурге. За ними послали слугу, и путешествие возобновилось.