— Мы все-таки должны сделать попытку столковаться, а для того, чтобы столковаться, необходимо рассмотреть спорные вопросы без гнева и пристрастия — sine ira et Studio. И это облегчается тем обстоятельством, что в нашей партии нет ревизионистов...
Плеханов торжествен. Он оглядывает делегатов. У Конкордии от удивления вытянулось лицо, руки нервно теребят носовой платок. Как это — нет ревизионистов? А меньшевики?! Не они ли срывают все решения партии? О каком мире говорит Георгий Валентинович?.. Взять хотя бы собрание в Луганске. Разбирался вопрос о посылке делегатов на съезд. Как дрались меньшевики за мандаты, какие напраслины возводили на большевиков! За мандатом прикатил гастролер из столицы. Хорошо, что организация оказалась крепкой и на съезд прошли большевики — Клим Ворошилов и она, Конкордия Самойлова.
Взгляд ее задержался на Максиме Горьком. Он сидел на скамье большевистской фракции, слушал, приподняв мохнатые брови. Широкий в кости, худой, с задумчивым взглядом проницательных глаз. Недавно вернулся из Америки, куда ездил собирать деньги для революции. Поездка, как он считал, оказалась неудачной, но зато написана повесть «Мать».
И опять под высокими сводами звучали гладкие, как обкатанная галька, слова Плеханова. Он надеется на мир в партии, он призывает к единству с меньшевиками. Странно. Наивно. Споры с меньшевиками начались сразу, злые, ожесточенные. Видно, о мире трудно будет договориться, да Конкордия и не сторонница такого мира.
В перерыве большевистская фракция собралась в узенькой комнате. Глаза Конкордии прикованы к Владимиру Ильичу. Вся его коренастая фигура дышала молодостью, силой. Он сидел у стены, заложив ногу на ногу. Перелистывая записную книжку, делал какие-то пометки. Сутулясь и застенчиво улыбаясь, вошел Горький. Огромный, неторопливый. Остановился, и Конкордии показалось, что комната сразу заполнилась. Горький внес корзину, где аккуратными стопками лежали бутерброды. Тут же и Андреева, спокойная красавица с роскошными волосами. Кто-то из делегатов волоком втащил ящик с пивными бутылками. Пиво и бутерброды поставлял Горький.
Кажется, ни один партийный съезд не проходил с такими материальными затруднениями: денег в партийной кассе нет, делегаты голодали. И Горький решил помочь.
— Владимир Ильич, прошу к столу, — пошутил Горький.
Ленин встряхнул бутылку черного пражского пива, налил в стакан, отхлебнул.
— Ну как находите съезд, Алексей Максимович? — быстро спросил он, закусывая бутербродом с колбасой.
— Не во всем еще разобрался, но счастлив, что пригласили меня. А то сидел бы на Капри... Если зуб, выбитый из челюсти, способен чувствовать, то он, вероятно, чувствовал бы себя так же одиноко, как я.
— «Зуб, выбитый из челюсти»! — смеясь, повторил Ленин.
Конкордия подсела поближе. Прислушалась.
— Ко мне на Капри приезжали какие-то случайные революционеры, озлобленные, желчные, словно из России несется гнилая пыль. Упрекали, что я, как Лука, наговорил людям утешительных слов, а сам в кусты, то бишь на Капри. — Горький потрогал усы. — А молодежь поверила и набила себе шишки на лбу.
Ленин захохотал таким заразительным смехом, что все заулыбались. Рука его коснулась крутого лба. Конкордии редко доводилось слышать такой смех.
— «Ревизионистов нет на съезде»! — сердито повторил Ленин фразу Плеханова. — А кто сидит на левой стороне? Меньшевики упрекают нас в догматизме и отказываются вести политические споры. Иными словами, хотят вымотать, хотят сорвать съезд. Сорвут съезд — лишат партию политической линии. С меньшевиками большевиков разделяют крупные тактические разногласия. А нам предлагают, защищаясь софистикой, снять с повестки дня принципиальные вопросы. И все это якобы во имя практицизма и деловитости!
— О деловитости не следует забывать при работе на местах. Сейчас это фразерство и поза, — заметила Конкордия. — Помню, в пятом году, когда баррикады Пресни обагрились кровью, на заводах выступал такой деятель: «Организуйте профессиональные союзы!» Смеху подобно. Рабочие попросту отмахивались от болтуна. А нынче Плеханов уподобляет нас английскому средневековому парламенту, . который большинством голосов принимает prager book.
— Молитвенник! — воскликнул Ленин, обращаясь к рабочим-делегатам.
— И как это все кругло получается у Плеханова. Говорит изящно, что-то из латыни, броская английская пословица. Блеску много... — Конкордия развела руками.
— От теории на съезде мы не откажемся! Не беда, что кричат, будто большевики плохие теоретики. — На лбу Владимира Ильича упрямая складка. — Нет, замазывать теоретические разногласия и тем самым лишать партию политических задач не позволим!