Слушая эти бессвязные речи, я не мог отделаться от страшного предчувствия. Я тоже однажды позвонил в дверь Эрика, конечно сам того не ведая. Наверное, я привел в действие какую-то охранную сигнализацию… И я помню, как из черной как чернила воды показались две руки… Кто же этот несчастный, заблудившийся здесь, у озера?
Мысль об этом бедняге едва не отвлекла меня от ухищрений Кристины, но виконт де Шаньи шепнул мне на ухо волшебное слово: „Свободна!“ И все-таки кто был тот несчастный? По ком сейчас звучит заупокойная месса?
О, это была неистовая и возвышенная музыка! Нам чудилось, сотрясаются стены дома на озере и содрогаются земные недра. Мы прижались к зеркальной стене, чтобы лучше слышать, что делает Кристина Даэ, какой ход предпринимает ради нашего спасения, но больше ничего не было слышно, кроме заупокойной мессы. Скорее, это была месса обреченных на вечное проклятие. Как будто глубоко под землей возник хоровод демонов.
Я вспоминаю, что „Dies irae“ гремел как гроза. Вокруг нас сверкали молнии. Я слышал прежде, как поет Эрик. Он мог заставить звучать даже каменных человекоподобных быков у стен Мазендаранского дворца. Но так он не пел никогда. Никогда! Сегодня он творил, как бог-громовержец.
Вдруг пение и звуки органа оборвались столь внезапно, что мы с виконтом отшатнулись от стены. Потом изменившийся, ставший каким-то металлическим голос Эрика произнес:
– Что ты делаешь с моей сумочкой?»
Глава 24
Пытки начинаются (Продолжение рассказа Перса)
«– Что ты делаешь с моей сумочкой? – с яростью повторил его голос.
Кристина Даэ в тот момент дрожала едва ли не сильнее, чем мы.
– Значит, вы для этого хотели освободиться: чтобы взять мою сумку?
Послышались торопливые шаги – шаги Кристины, которая направлялась в комнату в стиле Луи-Филиппа, пытаясь найти защиту возле нашей стены.
– Почему ты убегаешь? Отдай сумку! Разве ты не знаешь, что в этой сумке жизнь и смерть?
– Послушайте, Эрик, – жалобно проговорила девушка, – но я подумала, что с этих пор мы будем жить вместе и все в этом доме принадлежит и мне тоже.
Это было сказано таким дрожащим голосом, что и нам стало до боли жаль Кристину. Должно быть, несчастная собрала все оставшиеся силы, чтобы превозмочь ужас. Однако детское притворство и тем более дрожь в голосе не могли обмануть этого монстра.
– Вам известно, что в сумке только ключи. Зачем они вам? – спросил Эрик.
– Я хотела зайти в комнату, где еще не была, вы ее от меня прячете… Простое женское любопытство, – сказала она, пытаясь придать словам игривый тон, но это лишь усилило настороженность Эрика, поскольку звучало фальшиво.
– Не люблю любопытных женщин! – бросил в ответ Эрик. – А вам следовало бы поостеречься, вспомнив историю Синей Бороды. А теперь отдайте сумку! Отдайте сумку! А, ты хочешь оставить себе ключ, любопытная малышка!
Он расхохотался, когда Кристина вскрикнула от боли. Эрик вырвал у нее сумочку.
В этот миг из груди виконта исторгся вопль бессильной ярости, который я успел приглушить, зажав ему рот.
– Ага! – воскликнул тиран. – Это еще что такое? Ты не слышала, Кристина?
– Нет, нет! – ответила несчастная. – Я ничего не слышала.
– Мне показалось, раздался крик.
– Крик? Вы с ума сошли, Эрик. Кто может кричать в этом жилище? Разве что вскрикнула я, когда вы сделали мне больно. А больше я ничего не слышала.
– Что ты говоришь? Почему ты вся дрожишь? Почему так взволнована? Ты лжешь! Здесь кто-то кричал. В „камере пыток“ кто-то есть. Ага, теперь я понял!
– Никого здесь нет, Эрик…
– Я понял!
– Никого!
– Это, наверное, твой жених.
– У меня нет жениха, и вам это известно.
Зловещий смех.
– Впрочем, это легко узнать. Кристина, любовь моя, не нужно открывать дверь, чтобы увидеть, что происходит в „камере пыток“. Ты хочешь взглянуть? Хочешь? Прямо сейчас? Если там в самом деле кто-нибудь есть, ты увидишь, как наверху загорится невидимое окошко под потолком. Достаточно отдернуть черную занавеску и погасить здесь свет… Готово! Ты не боишься ночи в компании со своим муженьком?
Послышался тихий, почти замирающий голос Кристины.
– Я боюсь, – прозвучало совсем тихо. – Я говорила вам, что боюсь темноты! И та комната меня больше не интересует. Это вы сами все пугали меня, как ребенка, своей „камерой пыток“. И мне правда было любопытно, но теперь она меня уже не интересует. Совсем!
То, чего я опасался больше всего на свете, началось автоматически… Внезапно нас залил поток света! Виконт де Шаньи пошатнулся от неожиданности. И за стеной разгневанный голос загрохотал:
– Я говорил тебе, там кто-то есть! Теперь видишь окошко: оно светится! Вон там наверху! Тому, кто за стеной, его не видно. Но ты – ты можешь подняться по этой лесенке: ты все спрашивала, для чего она служит. Знай же: она нужна, чтобы через окошко заглядывать в „камеру пыток“, любопытная малышка!
– Но зачем? Зачем пытки? Эрик, скажите, что вы просто хотите испугать меня. Скажите, если любите меня, Эрик! Не правда ли, там нет никаких пыток? И все это детские страшилки…
– Посмотрите в окошко, дорогая.