– И в-третьих… Знаете, вы один из тех крутых парней. Конечно же, знаете. То, как вы трете глаза, как говорите «поясните мне вот что»… У вас даже плащ есть. Возможно, вы постоянно читаете нуар, потому что только эти книги не вызывают у вас чувства вины, когда вы не работаете, хотя и немного стыдитесь этого, потому что сами каждый день боретесь с искушением представить себя на месте персонажей. Вероятно, у вас вызывает отвращение разница между выдуманным миром художественной литературы и повседневными неприятностями, скукой и бумажной волокитой вашей профессии в реальной жизни. Скорее всего, человек вы разочаровавшийся, но с подспудной тягой к приключениям. Кроме того, вы слегка похожи на Роберта де Ниро, и, чтобы добавить к списку еще одно «вероятно», вероятно, вы об этом знаете и никак не пытаетесь скрыть.
Взгляд Берганцы тем временем превратился в прищур.
Я цепенею на своем стуле. Только что я перечислила все черты и особенности мужчины, которого: 1 – знаю всего три часа, если при этом вообще можно сказать, что я его знаю; и 2 – от которого зависит моя свобода. Вот. Теперь мне точно неловко и ужасно хочется сморозить какую-нибудь идиотскую шутку. Но я не могу. Единственный выход – продолжать, постараться собраться и выглядеть уверенной в себе.
– Поэтому в завершение скажу, что я бы выбрала для вас изысканные, точные и лаконичные слова, даже резковатые, если понадобится; читающим людям покажется, что они знакомы с вами всю жизнь, они будут вам доверять, сравнивая с Марлоу, Валландером и Монтальбано. А вы сможете сказать только то, что сочтете нужным, не боясь при этом навлечь на себя и на полицию в целом общественное недовольство.
После этого я наконец прикусываю свой дурацкий язык.
Берганца несколько секунд просто молча смотрит на меня. Я жду, что он в любой момент достанет из-под стола… откуда мне знать, диплом инженера по электротехнике и автоматизации, ежедневную спортивную газету, «Словарь вычурных, но понятных терминов для демонстрации начитанности, которой не обладаешь». Что угодно, способное ударить меня по голове суровой действительностью. В этот раз, несмотря на свои методы Шерлока Холмса для бедных, я в самом деле ткнула пальцем в небо, основываясь только на ощущениях, просто в попытке поразить комиссара.
Который в самом деле опускает руку вниз.
Без слов достает и кидает на стол передо мной книгу, лежавшую в ящике. Слегка помятый томик в мягкой обложке, который он, судя по всему, читает в обеденный перерыв или когда совсем устает, при этом всегда оставаясь начеку.
Это «Одиночество менеджера» Мануэля Васкеса Монтальбана.
Ох, как сложно сдержаться и не улыбнуться.
– Вам нравится Пепе Карвальо[27]
, – констатирую я.– Они мне все нравятся, – вздыхает Берганца. – Филип Марлоу, Ниро Вульф, Сэм Спейд, Эркюль Пуаро. Мне нравятся Леонард, Лансдэйл и Элрой; Макбейн, Щербаненко, Малет, Варгас и Хайсмит[28]
. И, скорее всего, любой другой, кто придет вам в голову. – Он смотрит на меня с видом сбившегося с ног сыщика, которому хочется только бокал виски и пойти домой спать, и я замечаю, что тоже готова подписаться под этим.В этот раз мне не кажется, и комиссар действительно слегка улыбается в ответ.
– Я должен спросить вас, Сарка. Объясните. Как вы научились этому? Родились такой? Или стали в какой-то момент? И, если да, из-за чего?
– Простите, комиссар, но я не понимаю. «Стала» какой?
– Ну такой. Способной залезать людям в головы. С первой же попытки, даже импровизируя, как сейчас со мной. И не говорите, что это нормально. В этом комиссариате нет ни одного человека, хотя бы отдаленно способного на то, что только что продемонстрировали мне вы, а ведь здесь дедуктивные способности используются для работы. Вы изучали психологию? Криминалистику? Или, как я склонен считать, это что-то вроде врожденной предрасположенности, которую вы просто развиваете всю жизнь?
– Комиссар, – вздыхаю я. – Вы делаете из меня какого-то чудика из цирка уродов.
– Что, неужели вам нечего рассказать? В самом деле? Самое обычное прошлое? Никакой истории из школьной жизни, когда вы, вероятно, уже могли каждому преподавателю сказать то, что он хотел услышать? Братья, сестры, ничего? Никаких сложностей в отношениях с домашними? Гиперответственности? Одиночества? Никакой зависти со стороны друзей или недоверчивости, боязни, что их прочитают как раскрытую книгу? Или юношеского стремления воспользоваться этим вашим даром, чтобы поквитаться с кем-нибудь?
В этот раз я фыркаю, уже не скрываясь, но не раздраженно, чтобы не обидеть. Бесполезно отрицать, комиссар мне действительно нравится, и его настойчивый интерес к моей предполагаемой личной истории тоже льстит. А главное: черт подери. У меня, может, и есть дар от природы, но он – полицейский, десятки лет использующий интуицию каждый день. И дело свое он, очевидно, знает, потому что только что с хирургической точностью задел все, абсолютно все чувствительные эпизоды моей жизни.