Призрак в храме

— Я могу сделать кое-что и получше, ваша честь! — живо отозвался Ма Жун. — Я посоветуюсь с Тульби.

Старшина Хун многозначительно посмотрел на судью, но тактично воздержался от замечаний. Тульби была уйгурской проституткой, в которую Ма Жун безумно влюбился полгода назад².

Это был короткий роман, потому что ему быстро надоели ее пышные прелести, к тому же у нее оказалась неистребимая любовь к мерзкому чаю с маслом и столь же неистребимое нежелание мыться. Когда он, помимо прочего, обнаружил, что у нее уже есть постоянный любовник, татарский погонщик верблюдов, от которого у нее было два сына, четырех и семи лет, он деликатно прервал с ней отношения. Однако он за счет своих сбережений выкупил ее и приобрел для нее трактир под открытым небом, где она стала торговать похлебкой. Погонщик верблюдов женился на ней, причем Ма Жун был шафером на свадьбе, где его потчевали жареным барашком и неочищенной монгольской водкой; свадьба продолжалась до рассвета, после чего у Ма Жуна было самое тяжелое за многие годы похмелье.

Задумавшись, судья Ди осторожно сказал:

— Как правило, эти люди очень неохотно говорят о своих соплеменниках. Однако, раз уж ты знаешь эту женщину, может быть, она будет с тобой более откровенна. В любом случае не мешает попробовать. Когда вернешься, обо всем мне расскажешь.

Старшина Хун и Ма Жун вместе пообедали в сторожке. МаЖун велел стражнику принести большой кувшин вина из ближайшей харчевни.

— Я знаю, чем меня там будут кормить, — сказал он, криво ухмыльнувшись и опуская чашку, — поэтому мне нужно заранее подготовить желудок. А сейчас пойду переоденусь в какое-нибудь старье, чтобы не вызывать подозрений. Желаю успеха в осмотре храма!

После того как Ма Жун ушел, старшина Хун допил чай и отправился в резиденцию судьи Ди, располагавшуюся позади судебной управы. Старый домоправитель сообщил ему, что, отобедав, судья со всеми тремя женами направился в задний садик. Старшина кивнул и прошел туда. Он был единственным мужчиной в судебной управе, которому разрешалось входить в покои жен судьи Ди, и очень гордился этой привилегией.

В садике было довольно прохладно. Его умело спроектировал предшественник Ди, страстью которого была разбивка садов. Высокие дубы и акации простирали свои листья над извивающейся тропинкой, вымощенной гладкими черными камнями причудливой формы. При каждом повороте слышалось журчанье ручейка, струившегося через низкие заросли, среди которых там и сям виднелись гармонично подобранные по цветам кустарники.

Последний поворот привел старшину на небольшую полянку, окруженную замшелыми камнями. Вторая и Третья жены сидели на скамье из необтесанных камней под высокими, шелестящими стволами бамбука и смотрели на лотосовый пруд, лежащий в самой низкой части сада. За ним находилась внешняя стена, прикрытая искусно рассаженными соснами. Посреди пруда возвышалась маленькая беседка, остроконечную крышу которой с изящно загнутыми вверх углами поддерживали шесть тонких, покрытых красным лаком колонн. В беседке судья Ди и Первая госпожа склонились над стоящим возле балюстрады столом.

— Судья собрался что-то писать, — сказала Хуну Вторая госпожа, — а мы остались здесь, чтобы не мешать ему.

У нее было приятное, добродушное лицо; волосы уложены кольцом на затылке; поверх белого платья на ней была куртка из фиолетового шелка. В ее обязанности входило вести финансовые дела дома. На грациозной Третьей госпоже было платье из голубого шелка с длинными рукавами, перехваченное красным поясом; волосы ее были собраны в замысловатую высокую прическу, выгодно подчеркивающую ее нежное, тонкое лицо. Больше всего она интересовалась живописью и каллиграфией, но любила и различные развлечения на открытом воздухе, особенно верховую езду. На ней лежала ответственность за воспитание детей судьи Ди.

Старшина дружески кивнул им и спустился по каменным ступеням, ведущим к лотосовому пруду. Он поднялся по изогнутому мраморному мостику, перекинутому через пруд. Беседка была построена на верхнем изгибе этого мостика. Судья Ди стоял перед столом с большой кистью в руке и задумчиво рассматривал расстеленный на нем лист красной бумаги. Первая госпожа деловито растирала тушь на боковом столике. У нее было овальное, правильной формы лицо, а волосы уложены в три тяжелых кольца, скрепленные узким золотым обручем. Платье из белого с голубым шелка обтягивало ее прекрасную фигуру, уже несколько склонную к полноте (она отмечала свой тридцать девятый день рождения). Судья женился на ней, когда ей было девятнадцать, а ему двадцать лет. Она была старшей дочерью высокопоставленного чиновника, лучшего друга его отца. Получив прекрасное классическое образование и будучи женщиной с сильным характером, она твердой рукой правила домом.

Первая госпожа перестала тереть тушь в ту-шечнице и подала знак мужу, что все готово. Судья смочил кисть, поддернул правый рукав и одним сильным, плавным движением написал иероглиф «долгая жизнь» высотой в почти четыре чи³.

Старшина Хун, ожидавший на мосту, пока судья освободится, вошел в беседку.