Увидев кортеж, кули, нищие и прочие лодыри, сидевшие у ларьков возле дороги за воротами, вскочили, чтобы присоединиться к нему. Начальник стражи закричал, чтобы они оставались на местах, но тут отодвинулась занавеска паланкина, выглянул судья Ди и сказал ему:
— Пусть идут, если хотят!
Судья и старшина Хун вышли из паланкина у подножия лестницы. Памятуя о предстоящем крутом подъеме, судья не стал надевать официальное платье, но выбрал платье из тонкой серой ткани с черной каймой и широким черным поясом. На голове у него была высокая квадратная шапка из черной кисеи.
В переднем дворике стражники воткнули шесты с фонарями управы в землю по обе стороны тройных входных ворот. Судья приказал им остаться там. Он вошел в главный зал в сопровождении старшины Хуна, начальника стражи и старшего стражника; тот нес два фонаря, веревочную лестницу и кольцо тонкой веревки.
Они оставались в зале довольно долго. Когда судья вышел оттуда во двор, лицо его в свете фонарей казалось бледным и осунувшимся. Он коротко приказал начальнику стражи встретить его гостей и подождать вместе с ними в переднем дворике. Стражники должны были установить фонари в храмовом зале и подмести пол. Отдав эти приказания, он пошел со старшиной по дорожке, ведущей к Приюту отшельника.
Когда сама настоятельница отворила им ворота, судья искренне поблагодарил ее за заботу о раненом стражнике и сказал, что хочет видеть его. Настоятельница провела их в маленький боковой зал молельни, где на бамбуковой кровати лежал Фан. Весеннее Облачко сидела на корточках в углу возле жаровни и веером раздувала пылающие угли под кувшином с лекарством. Судья похвалил молодого стражника за то, что он обнаружил закопанную голову, и пожелал ему скорейшего выздоровления.
— За мной очень хорошо ухаживают, ваша честь, — с благодарностью сказал Фан. — Настоятельница перевязала мне рану, и каждые два часа Весеннее Облачко дает мне лекарство, сбивающее лихорадку.
Старшина Хун заметил, что он бросил нежный взгляд на Весеннее Облачко и что та слегка зарделась.
Вернувшись в передний дворик, судья Ди сказал настоятельнице:
— Этим вечером я пригласил несколько человек в храм, чтобы обсудить убийство, произошедшее здесь недавно. Я хотел бы, чтобы вы также присутствовали, ведь это место, так сказать, подлежит вашей церковной юрисдикции!
Настоятельница ничего не ответила, но склонила голову в знак согласия, надвинула капюшон на голову и пошла за судьей и старшиной.
Господин У расхаживал по двору, заложив руки за спину. По этому случаю он надел темнозеленое платье с широкой черной каймой и высокую черную шапку, придававшую ему очень официальный вид. Его жена в темном платье и с черной вуалью, закрывавшей волосы, сидела на большом камне. Рядом с ней стоял господин Ли Май.
Судья Ди церемонно представил господина У и господина Ли настоятельнице. Оказалось, она уже знала госпожу У, так как та несколько раз приходила в Приют отшельника воскурить благовония. Стоя в центре переднего садика, они обменялись обычными вежливыми вопросами. Мягкий свет двух больших фонарей придал серым стенам менее мрачный вид. Если бы не стражники у ворот, можно было бы подумать, что эти люди собрались во дворе для того, чтобы насладиться вечерней прохладой.
Судья пересек двор. Шестистворчатые двери были открыты, главный зал ярко освещали множество больших факелов. Стражники воткнули их в отверстия в стенах, когда-то давно сделанные специально для этого. Направляясь к алтарному столу в задней части зала, судья Ди подумал, что в старые дни, когда на стенах красовались яркие картины на религиозные темы, а алтарь загромождали ритуальные принадлежности, этот зал должен был производить внушительное впечатление. Он повернулся спиной к алтарному столу и указал господину и госпоже
У место прямо перед собой. Потом он попросил настоятельницу встать слева от них, а господина Ли Мая — справа. Тем временем начальник стражи подошел к левому концу стола, старший стражник — к правому. Старшина Хун с шестью стражниками остался за колоннами.
Судья хмуро посмотрел на стоящих перед ним четырех человек, медленно поглаживая длинную черную бороду. Потом он серьезно сказал, обращаясь к господину У:
— С глубоким прискорбием должен сообщить вам, что ваша дочь Нефрит мертва. Она умерла здесь, в этом зале.
Сказав это, он отошел влево и приказал начальнику стражи, проходя мимо него:
— Займитесь столом!