Уже вечерело, когда она подошла к воротам. Мать как раз была во дворе, и Жужика бросилась ей на шею, широко раскинув руки, точно школьница.
Когда же, опомнившись, она оглянулась, парня уже нигде не было.
5
Шештакерт — это целый мир виноградников, зыбкое песчаное плато у подножия Большого леса. Там приютился крохотный домик Пала Хитвеша, настолько маленький, что в нем едва помещались три человека. Домишко был совсем низенький, с завалившимися стенами, хотя и белыми, как снег, — словно побелка могла как-то поддержать их.
Пал Хитвеш был беден, очень-очень беден; а в общем, это был маленький добродушный человечек, большой любитель позубоскалить. Повсюду, куда бы он ни нанимался работать, его любили, во всяком случае, беседовали охотно, только вот платить не любили. Он был необычайно предупредителен, и больше всего на свете ему нравилось оказывать услуги. Если, идя по улице, он замечал застрявшую подводу, то в тот же миг оказывался на месте происшествия и так трудился, словно ему больше всех платили или он сам был главным пострадавшим. При этом он был тщеславен необыкновенно и язык имел, что называется, без костей: о своей жалкой лачужке, например, он говорил не иначе как: «мой дом», «собственное имение», «дом с садом». По любому поводу он приговаривал: «Если даже это стоило бы мне состояния, моего дома с землей…» Такому человеку, у которого есть свой дом с землей, не дашь так просто «на чай».
Однако дом не спасал его, разумеется, ни от каких забот; а теперь вот уже два года, как «имение» это приобрело в глазах хозяина особое значение: при доме появился свинарник. Раньше у него никогда не было свиньи, но прошлой осенью, после ухода румын, господин учитель, которому Хитвеш оказал весьма большую услугу, укрывая его от румын, подарил старику какое-то подобие будки, что стояла у него во дворе, и одного поросенка. Поросенка выкормили, и он превратился в здоровую свинью, от которой со дня на день ожидали приплода; было решено, как только она опоросится, самого лучшего из поросят отдать Жужике в приданое.
Жужика неустанно ухаживала за свиньей, то и дело выбегала к ней, а уж помоями и тыквой потчевала ее так обильно, что у той просто райская жизнь была.
Вот и сейчас Жужи первым делом заглянула в свинарник: ей доставляло огромное удовольствие смотреть, как свинья чавкает и, погрузив свою большую голову с огромным пятачком в корыто, выплескивает из него двумя ручьями жидкие помои, благодарно поглядывая на девушку маленькими коричневыми глазками.
— Ешь, свинушка, наедайся, — говорила Жужика свинье, — это пойдет на пользу твоим поросяткам; принесешь семерых, если много будешь кушать, понимаешь? А если еще больше станешь лопать, то и девятерых. То-то здорово будет!
Она поскребла покрытую густой щетиной спину свиньи, а та, хрюкая, улеглась в своем хлеву у ног девушки, перевернулась и, растопырив ноги, позволила Жужике поскрести ей и брюхо.
— Хорошая будет ветчина, — приговаривала девушка. — Отрежут у нее окорока, четыре окорока, вспорют брюхо, вот так… превосходно! Извлекут внутренности; я промою кишки, а отец нашпигует их: да, да, вот так-то! Будет у нас колбаса! Сосиски! Великолепное сало, копченое сало! Шкварки! Ой, и до чего же хорошо будет!
Свинья блаженно хрюкала, и ее брюхо колыхалось от удовольствия.
Но вот хлопнула дверь; Жужика оглянулась — позади стоял какой-то незнакомый солдат, оборванный и бородатый.
В первый момент она даже испугалась, решив, что опять объявился здесь какой-нибудь неприятель и вот уже пришли проводить реквизицию; однако тут же она заметила, что солдат не вооружен, да и вид у него далеко не воинственный.
— Кого изволите искать?
Солдат молчал и только смотрел, смотрел, улыбаясь одними глазами, — большой лохматый русский солдат.
— Скажите, сестренка, не здесь живет Пал Хитвеш?
Жужика, глядя на солдата, только пробормотала:
— Здесь…
— А вы уж не дочь ли его?
— Да.
Солдат весело крякнул и воскликнул:
— Так иди же скорее в дом и скажи… Скажи, что вернулся домой Андриш!
Глаза у Жужики округлились от удивления, колени задрожали:
— Братец Андриш?
Она вихрем помчалась к дому.
— Мама, матушка! Подите-ка сюда!
Худая, костлявая черноволосая женщина вскинула на Жужи свои строгие карие глаза.
— Что там такое?
— Андриш, Андриш! — захлебываясь от радости и хлопая в ладони, воскликнула Жужика и опрометью кинулась обратно.
Но солдат уже показался в дверях и вошел в комнату.
Он был невысок ростом, но ладно сбит и широк в плечах.
— Матушка!
— Сынок! Сыночек… милый ты мой сынок!.
Женщина раскрыла объятия и прижала к груди своего сына, бедного, оборванного солдата, о котором вот уже целых семь лет не было ни слуху ни духу.
Жужика, подобравшись, сбоку припала к плечу своего старшего брата, и так стояли они втроем в маленькой комнатушке и плакали.
А тем временем со двора потянулись мужики и бабы, которые, увидев незнакомца, пошли за ним, влекомые любопытством, — не из бывших ли он пленных?
Прибежали соседские ребятишки. Один трехлетний малыш спросил:
— Дядя солдат, вы пришли из пьена?