Она что-то отдала Эржи Эрдеи, и та, опустив голову, со смехом убежала.
Йошка не фазу смог заговорить. В горле у него было сухо, сердце стучало.
— Кто же он, твой возлюбленный?
— Никто.
— Никто?
— Может, вы будете.
— Я?
— Да.
— Может, и был бы. Да только у тебя их на каждый палец по одному.
Девушка хотела было уже резко ответить; острая на язык, она не задумалась бы ответить что-нибудь дерзкое, но вовремя почувствовала, что теперь нельзя.
— Мы только недавно познакомились. Но ведь я жила, существовала и до этого…
— Жужика, — с жаром проговорил Йошка пересохшими губами, — я дал тебе в руки свою честь… — Он прямо смотрел на нее горящим взглядом, готовый расплакаться от такого признания, — А может быть, и свою жизнь. И если ты насмеешься надо мной, тогда… тогда пусть втаптывают меня в грязь… Я того заслуживаю, раз ухаживал за такой девушкой, которая… которая…
Жужика отвела взгляд; лицо ее напоминало сейчас яблоневый цвет — здесь розовое, там белое.
Оправдываясь, она пролепетала:
— Я не скажу больше ни слова.
— Почему?
— Потому что вы и так знаете.
— Что?
И тут ему вспомнилось одно имя, которое он слышал летом от девушек у машины, — однажды они дразнили при нем Жужику каким-то Эндре Багошем.
Йошка сразу как-то сник и опустил голову. Он принадлежал к числу тех людей, которые ни за что не тронут возлюбленную, а скорее на себя руки наложат.
— Да, так что я хотела сказать… — проговорила девушка дрожащими губами, опустив глаза. — Что это с вами?
Йошка молчал; потом коротко бросил:
— Ничего.
Жужика оперлась на забор и стала смотреть куда-то вдаль.
— Знаете, куда я хотела бы уйти с вами? — спросила она вдруг нежным, как дуновение ветерка, голосом.
— Куда?
— В Большой лес.
Йошка затрепетал от счастья… Боже, неужели она любит все-таки его?..
— Хорошо, — ответил он, с трудом переводя дыхание.
— Когда?
— Когда хочешь.
— Сегодня нельзя. Завтра после обеда.
— А почему сегодня нельзя? — быстро спросил Йошка, сверкнув глазами, и тотчас же подумал: «Сегодня она пойдет с тем, другим?»
— Сегодня стирка.
Это успокоило его. Какая она все-таки необыкновенная, эта девушка! Закуталась в платок, только руки обнажены по локоть. Вот и сейчас перед его глазами промелькнула эта прелестная рука, поправлявшая платок.
— Так, значит, стирка? — переспросил он.
— Ну, да.
Он уже знал, что во время стирки ему нельзя к ним приходить, чтобы не путаться под ногами.
— Ой, мне уже пора бежать…
— Бог в помощь…
— Бог в помощь…
И Жужика тут же убежала.
У Йошки снова кровь прилила к голове: как легко и охотно она расстается с ним!
Он долго смотрел вслед девушке, пока не остыл настолько, что смог спокойно думать.
— Не знаю, — проворчал он. — Я сойду с ума от всех этих выкрутасов! Я не выдержу: вот брошусь на тебя, Жужика, и вопьюсь в тебя зубами… Я и сейчас еще слышу твой голос… так и звучит в ушах…
И он все смотрел и смотрел на маленький пустой дворик. Но вот кто-то появился на улице. Йошке не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел его здесь стоящим как истукан — ни за что на свете! — и он пошел, грузно ступая своими тяжелыми сапогами… Как странно: ему казалось, будто сапоги, чудо-сапоги шли вместе с ним…
Он закрыл глаза и, погрузившись в раздумье, бормотал, как пьяный:
— Ты неотступно здесь, со мной, Жужика, моя Жужика… Ну, не мучай же меня… Я бешеная собака, я перегрызу тебе горло, я разорву тебя в клочья… Не пойду я больше за тобой, пока ты сама не заголосишь из-за меня.
Он тяжело вздохнул и еще ниже опустил голову.
И снова шел, шел, сам не зная куда; кости его ломило, словно по ним пробегал огонь, руки сжимались в кулаки с такой силой, что ногти впивались глубоко в ладони.
Вот он мысленно поймал девушку и там же, на улице, поверг в прах и принялся топтать…
— Эй! — окликнул его чей-то голос.
Словно вырванный из ада, прямо из пекла, Йошка встрепенулся.
Это был отец.
— Нет, вы посмотрите на этого щенка, — полушутливо бросил отец из-за забора, — даже отца родного не признает! А ну-ка, сынок, поди сюда и покопай вместо меня, а то мне нужно идти на мельницу.
Йошка был рад такой легкой и приятной работе.
Взявшись за лопату, он вонзил ее в землю и принялся копать, копать остервенело, без передышки. Отец, возвратившись под вечер, так и ахнул:
— Ой, сынок! Что ты наделал! Я потерял на этом целую поденную..
Йошка вскопал такую полосу, на которой отец проработал бы добрых два дня.
Но Йошку это мало трогало. Он глубоко вздохнул, словно освобождаясь от усталости.
— Я взбесившийся волк! — бормотал он, снова устремляясь вперед. — Я грызу только эту девушку, все мое тело отравлено… О, ей следовало бы остерегаться меня! Я сойду с ума, если не выплачусь у нее в объятиях…
И вдруг он прямо взревел:
— А-а-а! А если это пройдет?! Если меня не ждет ничего, кроме позора и презрения?
Йошка зарыдал.
— Жужика! Я чувствую, что ты чиста и честна… Так не люби же никого другого, милая, добрая моя голубка, радость моя единственная, только меня!
8
Дни шли чередой, один за другим, так что никто уже не различал их даже по названиям. Как странно, что время разбито на годы и недели, вместо того чтобы соизмеряться с возрастом человека и событиями его жизни.