Призрак в Лубло

Вечером, когда зажигали лампу, в маленьком домике собиралось столько народу, словно на свадьбу.

Следом за Йошкой вошла его младшая сестра, Жофи. В войну она овдовела, то есть осталась одна с дочкой, малюткой Жофи. А это было большой бедой, потому что она не была повенчана; поэтому всем говорили, что муж погиб на войне, хотя он вовсе не погиб, даже в солдатах не служил, а был сыном богатого хозяина и жил здесь же, на Порослайской улице, и часто проезжал по ней на бричке.

Более того, он уже и женился. А Жофи оказалась навечно привязанной к дому и выполняла всякую домашнюю работу, заботясь о мужчинах, ожесточенная и усталая, проклиная свою судьбу.

Но маленькая девочка была очень славненькой, и вся семья баловала ее.

— Что ты там жуешь, а? — спросил дед из постели, ибо у старика вошло в привычку, как придет, сразу же ложиться.

— Ковбацу!

— Колбасу! Нет, вы посмотрите только на эту разбойницу: жует сухую колбасу!

Дед взял девочку и поставил себе на живот.

— А ну-ка, станцуй разок, станцуй, куколка, станцуй!

Все с умилением смотрели на игру деда с внучкой.

Вообще шум и галдеж, как на толкучке, были в этом доме обычным явлением.

Йошка тихо вошел и остановился у двери. Повесив на гвоздь шляпу, он снял куртку и пошел умываться.

Помывшись, Йошка снова вошел в комнату. Ему было не по себе. Он был словно не в своей тарелке. Как он умел, бывало, возиться, играть со своими братишками! Ведь он был самым старшим, так что им приходилось слушаться его, а не то он отвешивал им подзатыльники. Но теперь они могли прыгать себе и шалить сколько угодно.

Теперь у него были другие думы, другие заботы.

Вчера у него вышла целая история с Жужикой: девушка пожелала доехать на трамвае до железной дороги, потом обратно, а когда доберутся до Большого леса, пойти гулять под сенью деревьев.

Йошке не понравилось такое предложение: и где только она выучилась этому? К тому же у него случайно не оказалось с собой ни одного крейцера, и ему не на что было даже купить билеты. А ведь там пришлось бы угощать девушку хоть солеными рогаликами да еще сниматься у фотографа… Но на что? Теперь, когда он жил одной лишь любовью, у него не было заработка. Но девушке-то этого не скажешь! Упаси господи, чтобы женщина узнала, что у ее кавалера нет денег!

Поэтому он почел за лучшее слукавить.

— Нет, не пойду я с тобой в лес, Жужи.

Девушка так и замерла.

— Не пойдешь?

— Нет!.. Чтобы ты сравнивала меня бог знает с каким-то своим старым возлюбленным!.. Нет, не пойду я…

— Я знала это, — тихо проговорила девушка.

— С кем была ты в лесу?

Жужика долго молчала.

— С Эндре Багошем?

— Да.

Йошке уже все рассказали девушки Эрдеи, и он был спокоен, потому что парень с тех пор успел уже жениться.

Они молчали, молчали, а в обоих что-то гулко стучало.

— Ну, и как, хорошо было?

— Хорошо, — ответила девушка и опустила глаза. — Мы даже на лодке катались, — еле слышно добавила она.

— В Большом лесу?

— На пруду.

Йошка нахмурился. Черт побери этих проклятых кавалеров, как они умеют пускать пыль в глаза! Ему бы никогда не пришло что-нибудь подобное в голову. У него в сердце записано лишь: любить и работать.

Тогда они не очень-то хорошо расстались, потому что ему все же было стыдно за свою неуступчивость, подоплекой которой была такая низменная причина, как бедность. Молодой Багош по сравнению с ним — богатый парень, особенно теперь, когда он выгодно женился.

Уже второй раз он так поступил с девушкой, так покуражился. Первый раз он не пришел на свидание. Они договорились встретиться в пять часов пополудни на рыночной площади под часами. Он не смог прийти, потому что заболела мать и он должен был находиться подле нее.

Он сидел как на иголках и все же не мог оставить свою единственную добрую матушку, хотя всеми мыслями рвался к девушке. А та ждала, ждала его, сгорая от стыда; ей казалось, что все торговки и прохожие смотрели на нее.

Когда же Йошка освободился и прибежал на место встречи, там никого уже и в помине не было, только прохладный темный вечер встретил его.

Он тоже разозлился и решил ждать; он ждал и напевал:

Черный фрак на мне одет,
А не шуба, нет!
Моя роза, знаешь ты,
Он не греет, нет.

Ой, но все это чепуха, пустяки, как и сама жизнь, — ерунда, ничто: одно лишь чего-то стоит, одно доходит до его слуха, оседает в его памяти, в его крови: это дорогая и милая сердцу любовная размолвка, которая в конце концов все-все прояснила.

Кто мог бы сказать, как это произошло и что было при этом сказано: они поссорились из-за несостоявшейся вчерашней прогулки в лес, когда девушку в конце концов словно прорвало. Так вспыхивает молния из-за черной тучи. Да, в тот темный вечер, за их домом, там, у лестницы на чердак, перед желтой саманной стеной маленького свинарника, произошло великое чудо — девушка заговорила!

— Я была права! — сказала она. — Я не хотела этого! Мне так жалко мою тайну!.. Ой, горе убьет меня, мне так стыдно за себя!.. Никогда еще я не говорила ничего подобного, потому что и не чувствовала такого! Я умру, мне так больно и обидно!.