Призраки Иеронима Босха

– Благодарю, – произнес я. – Зрелище неутешительное, но, возможно, к рассвету все исправится. Прошу вас, расскажите, каким именно образом вы отчасти являетесь главой медицинской гильдии?

– Без больных не было бы медицины, – отвечал Фритт Верстеег, – следовательно, больные являются причиной и смыслом существования этой гильдии. Чем выше ранг члена гильдии, тем более серьезной должна быть причина, а если речь идет о главе медицинской гильдии, то и пациент должен быть наиболее больным, наиболее неизлечимым и наиболее безнадежным, а это как раз я.

– О! – произнес я. – Здесь имеется недурное медицинское вино… Сейчас поищу, должно было остаться в сосуде зеленого стекла… Кстати, работа моей мастерской, заодно и оцените… Посветите мне, пожалуйста.

– Охотно, – согласился Фритт Верстеег.

Вообще он оказался приветливым и очень любезным человеком, и чем дольше я с ним разговаривал, тем легче мне было. Я даже перестал переживать из-за того, что, возможно, в его глазах выгляжу как жаба. Если Фритт Верстеег действительно является наиболее больным и наиболее безнадежным из всех возможных пациентов, то он знает толк в страдании и никого не осуждает.

Мы нашли остатки прекрасного снадобья от всех болезней и слегка поуменьшили число наших жизненных трудностей, разогнав их при помощи медицинского вина, подобно тому, как яркий свет лампы разгоняет летучих мышей и прочих ночных тварей.

– Когда Гисберт Тиссен был еще молодым студентом и только-только постигал искусство врачевания, – начал рассказ Фритт Верстеег, – он был честолюбив и жаждал победить абсолютно все болезни. Поэтому он посещал госпитали и находил там неизлечимых больных, к которым применял все полученные в университете познания. Некоторые из них выздоравливали, другие же умирали, и тогда он снова погружался в книги, а затем возвращался в госпиталь, находил там больного с такой же хворью и применял к нему свои познания с удвоенной энергией. И тогда некоторые все-таки выздоравливали. Так возрастало его мастерство, от больного к больному и от книги к книге. И вот наконец он достиг вершины и был избран главой медицинской гильдии Хертогенбоса, чем, несомненно, порадовал Святого Луку. Однако все те больные, чьи болезни он не смог исцелить, так и остались с ним. Изначально их было довольно много, но природа, друг мой, – позвольте мне вас так называть! – и, кстати, давайте восполним наши силы, ибо мои уже на исходе, ведь я неисцелимо болен, – природа любит лаконичность. И в конце концов все те хвори, над которыми не сумел взять верх Гисберт Тиссен, соединились во мне одном. К счастью, он никогда не боролся против чумы или оспы, иначе Хертогенбос давно бы вымер от соединенных усилий двух этих омерзительных госпож, но всевозможные желудочные колики непонятного происхождения, боль в сердечной мышце, смещения в спине, непонятно в каких костях, разорванные связки и временами адская головная боль, как будто в голове у меня поселился Вулкан с его кузницей, – все это… – Он сделал извиняющийся жест свободной рукой.

Мааф Аартс задергалась на стебле, и внезапно на гладкой поверхности ягоды появилось нечто вроде хоботка с раструбом на конце. Этот хоботок подвигался влево-вправо, нашел бокал с остатками чудо-снадобья от всех печалей и с хлюпаньем присосался к нему. Ягода покраснела еще больше, и в одном месте кожица на ней лопнула. Оттуда вытекла капелька прозрачного сока.

– Таким образом, – продолжал Фритт Верстеег, с сожалением посмотрев на опустевший бокал, – я стал вечным спутником главы медицинской гильдии. И все же я не теряю надежды на излечение, ведь за эти годы достопочтенный Гисберт Тиссен весьма возрос в своем мастерстве и многие из тех болезней, которыми наградила меня его пытливая студенческая юность, уже им побеждены.

– Так почему же вы до сих пор страдаете? – удивился я.

– Я никак не могу с ним встретиться, – просто объяснил Фритт Верстеег. – Во-первых, он меня не видит, даже когда напьется. Во-вторых, поскольку я – часть его биографии, и не самая славная, он прячет меня под волосами.

Тут я увидел, что рядом со мной, уронив голову на стол, мертвым сном спит Гисберт Тиссен. Я осторожно отвел рукой волосы, закрывавшие его затылок, и увидел грустное, привлекательное лицо Фритта Верстеега.

– Понимаете? – прошептал он. – Нам никак не встретиться, как бы я ни старался.

– Попробую как-нибудь помочь вашему горю, – обещал я.

Тут Гисберт пошевелился и недовольно оттолкнул меня.

– Жаба какая-то, – пробормотал он. – Вроде бы я запирал лабораторию на ключ.

Несколько дней я провел в сильной тревоге, которой не мог поделиться даже с Маргрит. Думалось мне, что, возможно, я сделался одним из страхолюдов, а внимания на это никто не обращает просто потому, что город так и кишит страхолюдами и одна лишняя жаба общей картины не меняет.

Наконец я решил подобраться к этой мучительной теме стороной и заговорил с Маргрит о деле как будто совершенно постороннем.

– Уже совсем решено, что Гуссен ван Акен скоро женится, – заметил я во время позднего ужина.