Никогда не бывала в подобной темноте. Я не просто ничего не видела и не чувствовала, я словно растворялась в бездне, подобно замку из песка во время прилива. Я не чувствовала фонарика в руке, не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть. В течение нескольких секунд не могла вспомнить, где я, кто или что я. Я осознавала себя лишь песчинкой в мироздании, поглощенной всеобъемлющей тьмой.
– Дай сюда!
Что-то коснулось моих пальцев. Рука Нисы. Она забрала у меня фонарь, включила его и направила луч мне в лицо. Я заслонила глаза ладонью.
– Холли! Дорогая, что с тобой?
Казалось, я утратила дар речи. Наконец мне удалось выдавить:
– Не… не знаю, что произошло. По-моему, тут плохой воздух. Может, в подвале радон или еще что-то.
– Радон без запаха? Ты просто устала. Даже я устала, а я не сделала и половины того, что провернула ты, организовав это сборище. Столько вина выпили, – продолжала она, ведя меня к лестнице и наверх. – Да еще Норма Десмонд со своей речью про Клитемнестру и Дуги Хаузера[36]
. Дуги Хаузер!Она расхохоталась, не в силах сдержаться, и я зажала ей рот рукой.
– Она тебя услышит!
– Она уже спит. Видишь?
Мы вышли на лестничную площадку. Ниса указала на дверь в спальню Аманды. Под ней не было полоски света. Прошло не более пяти минут с тех пор, как Стиви проводил ее наверх. Должно быть, она сразу отключилась. Мы прислушались, но ничего не услышали, и Ниса повела меня в нашу спальню.
Я включила прикроватные лампы, а Ниса тем временем разделась и ушла в ванную. Я села на кровать. Необъяснимый ужас улетучился. Ниса права: я вымоталась и немного опьянела.
Поведение Аманды за ужином обескуражило меня. Я читала то, что писали о ней в таблоидах, но это было восемнадцать лет назад. С тех пор она играла менее заметные, но все еще сильные роли, а то происшествие я воспринимала как «ужасный несчастный случай» – именно так называла его она.
– Твоя очередь, – сказала Ниса, выходя из ванной.
Я почистила зубы, умылась и постояла перед дверью в комнату Аманды, прислушиваясь: из ее спальни доносился тихий монотонный звук.
– Она точно спит. – Я закрыла за собой дверь в ванную, разделась, натянула футболку и легла в постель рядом с Нисой.
– Хорошо, что ты здесь главная, – сказала она. – Со мной, Стиви и Амандой у тебя будет немало забот.
Я рассмеялась и обняла ее. Фланелевые простыни пахли лавандой и уже впитали тепло тела Нисы. Мы поцеловались. Ее рот и руки тоже были теплыми.
– Я держала их под горячей водой целых пять минут, – сказала она. – Клянусь, от холода они у меня аж онемели. Внизу, в темноте, я так замерзла, что ничего не чувствовала.
– Я могу это исправить, – сказала я и выключила лампу.
Глава тридцать шестая
Обычно после секса я сразу засыпаю. У Нисы случается прилив энергии, она не ложится, а слушает подкасты об убийствах или записывает тексты в тетрадку, пока смотрит какой-нибудь непонятный фильм Жака Риветта[37]
на канале «Критерион».Но сегодня Ниса почти сразу задремала. Темные кудряшки чернильными росчерками разметались по лбу. Я наклонилась, поцеловала ее, откинулась на подушку и уставилась в окно в надежде разглядеть хоть какое-то подобие звезд. Не было ничего, кроме мрака ночи, шороха веток и тихого дыхания Нисы.
Не знаю, как долго я не спала. Возможно, несколько часов, хотя я ни разу не заглянула в телефон узнать время. Когда не можешь заснуть, самое худшее – это постоянно, точно одержимый, смотреть на часы. Вернулся всеобъемлющий ужас, который накрыл меня внизу, ощущение, будто я растворяюсь, сохраняя лишь искру сознания. Я закрыла глаза и сразу открыла, чтобы понять, вижу ли я что-нибудь.
Ничего. Я не видела ничего – ни окон, ни стен, ни Нисы рядом со мной. Темнота напоминала жидкость без вкуса или запаха, до которой нельзя дотронуться, но которая каким-то образом затекла мне в глаза и впиталась в них. Я попробовала поднести руку к лицу, но это оказалось слишком трудно. Изнеможение пригвоздило меня к постели, и я пребывала между бодрствованием и отчаянным желанием забыться сном.
Не знаю, когда впервые послышались голоса. Я начала замечать их лишь постепенно, как бывает, когда просыпаешься от слишком тихого звонка будильника.
Этот звук ни с чем не перепутаешь – ни с ветром, ни с шелестом листьев, ни с дождем, ни с похрапыванием Аманды в соседней комнате. Это был очень тихий шепот. Слов я не могла разобрать. Два голоса, один более низкий. Не мужской, а скорее похожий на вкрадчивое бульканье, как когда вода сливается в засоренную трубу.
Другой голос звучал тише, но был еще более отвратительным, одновременно гортанным и шипящим. Иногда он становился таким тихим, что я едва слышала его и изо всех сил напрягала слух, чтобы уловить хоть слово. То и дело доносились звуки, похожие на кашель или хрипы при удушье, но я знала, что на самом деле это смех.