Призраки на холме

Время от времени в кошмарном бессмысленном бормотании мне удавалось уловить более понятный звук – мое имя. Бульканье стало настойчивее, будто намекая на что-то или даже в чем-то обвиняя. Я не могла пошевелиться, и вскоре страшная тяжесть начала давить мне на грудь, делаясь все тяжелее и тяжелее, пока я не начала задыхаться. Я читала о таких кошмарах – ведьмы и ночные демоны ездят верхом на спящих жертвах.

Но я не спала. Я сжала руку в кулак и вонзила ногти в ладонь, давя все сильнее, пока не почувствовала, как рвется кожа и из-под пальцев течет кровь. Но боль при этом казалась слабой, приглушенной, будто мне сделали анестезию.

На грудь давило все сильнее, а голоса продолжали журчать, как непрерывное капание грязной воды с крыши в стоки, забитые гниющими листьями и мягкой разложившейся плотью застрявших там мелких птиц. В нос ударил запах разложения. Я пыталась найти в себе силы закричать и разбудить Нису – но это привлекло бы их внимание.

Постепенно голоса стихли. Запах разложения развеялся, уступив место запаху плесени и моего собственного едкого пота. Я закуталась в одеяло. Кожа покрылась мурашками, в висках пульсировало. «Может, я заболела, – подумала я, – и все это был лихорадочный сон».

Должно быть, я заснула. А когда проснулась, Ниса стояла у окна и сквозь раздвинутые шторы в комнату лился солнечный свет.

– Доброе утро, соня! – Она посмотрела на меня и улыбнулась. – Я спала как убитая. А ты?

Я села и осмотрелась. Голова слегка кружилась. Солнце высветило все неровности желтой краски, положенной поверх обоев, каждую крошечную трещинку в стене под ней. Я вытащила руки из-под одеяла, и меня вдруг снова охватил страх, но на бледных ладонях не было ни следа от ногтей. Я посмотрела на Нису; та снова вернулась к окну.

– Да так, нормально. Странные сны… Что ты разглядываешь?

– Вон того парня… – Она ткнула пальцем в окно. – Он все время пялится на дом.

– Может, потому что ты пялишься на него. – Я вылезла из кровати и подошла к окну. – Где он?

– Вон там, на опушке… Ой, нет! Убежал… наверное, заметил нас.

– Беспокоиться стоит?

– Нет, просто какой-то мальчишка. Подросток. Может, живет у Эвадны.

Она повернулась и прижалась ко мне, многозначительно глядя на кровать.

– Мне очень нужен кофе, – сказала я. – И нам пора работать.

– Ммм…

Она уткнулась лицом мне в шею. Я снова бросила взгляд в окно. Среди качавшихся на ветру берез двигалась тень. Я попробовала разглядеть получше, но больше ничего не увидела.

Глава тридцать седьмая

Аманда проснулась рано без какого-либо намека на похмелье. Остальные, конечно, решили, что прошлой ночью она изрядно напилась, но выпила она всего полбутылки вина.

Ну, может, чуть больше, она не следила – но разве у них было не праздничное застолье? Молодые нынче такие пуритане. «Думаешь, если ты такой уж святой, так на свете больше не будет ни пирогов, ни хмельного пива?»[38]

И она никогда не пила по утрам, разве только в постели с кем-нибудь, желательно в чужом городе. Этого так давно не случалось, что иногда ей казалось, будто такого никогда не было или же она путала реальность со сценой из фильма, в котором снималась.

Жаль, что так вышло со скатертью, но, честное слово, кто же в наше время пользуется белыми скатертями? Белый цвет просто притягивает неприятности. Красный впитывает или скрывает различные грехи. Вино, соус для спагетти, кровь.

Спала она крепко, но пару раз просыпалась и слышала, как в соседней комнате перешептываются Холли и Ниса. Было часа два или три, слишком поздно для ночной беседы между взрослыми. Тихий, насмешливый шепоток, свойственный вредным девицам, хотя один из голосов, скорее, напоминал мужской. Должно быть, к ним пробрался Стиви, и они втроем сплетничали про Аманду, пока она спала. Старая карга, ей самое оно играть Элизабет Сойер! Аманду так и подмывало постучать в дверь или отправить им сообщение: «Я ВАС СЛЫШУ», – но она заснула раньше, чем успела это сделать.

Теперь она встала с постели и, прежде чем войти в общую ванную, немного постояла, прислушиваясь, у двери. Потом умылась и нанесла макияж, который воплощал золотую середину между видимым отсутствием макияжа и заявлением, что она не сдалась, что ей не все равно, что именно с этим лицом она родилась, не считая отшелушивающих процедур каждые несколько месяцев и периодических уколов ботокса.

Закончив, она вернулась в комнату и оделась, а затем заперла дверь из ванной к себе в спальню. Не хотела, чтобы они тут шныряли. Из коридора они бы не посмели прошмыгнуть, зато из ванной – запросто. Хитрые, мелкие проныры, лишь бы воду мутить. «Страсть держит сцену, женщины – сюжет»[39]. Она натянула ботинки для прогулки, схватила куртку и вышла из комнаты.

Прикрыв за собой дверь, Аманда остановилась и прислушалась. За стенными панелями что-то скреблось, будто крохотные коготки царапали гипс и дранку. Вообще-то не такие уж крохотные – похоже, там крыса. Неожиданно шум прекратился – видимо, существо, его издававшее, куда-то убежало. Аманда решила преподнести эту новость за ужином. Крысы! Вот все всполошатся!