Призраки на холме

Однажды они с Джейсоном на два часа застряли на этих проклятых подмостках. Это было до того, как она застукала его трахающим билетершу за пожарным занавесом. Просто замечательно.

Это Джейсон боялся высоты, а не Аманда. Сцена на подмостках была короткой, но режиссер отказался вырезать ее, и Джейсон постоянно ныл. Во время той поломки оборудования Аманда всерьез опасалась, что он потеряет сознание. Все два часа она пыталась отвлечь его, убедить закрыть глаза, дышать глубже, представить себя на месте Ясона – тот не боялся высоты! Достаточно вспомнить все его приключения с аргонавтами. Они же должны работать по системе Станиславского, черт побери!

Несчастный случай произошел во время очередной технической репетиции, за неделю до пресс-показов. Аманда стояла на подмостках, перегнувшись через перила – они были низкие, чтобы зрители хорошо все видели. Она не думала о том, чтобы прыгнуть, но задумалась о том, как высоко отсюда падать – двадцать футов. Внизу должны были лежать матрасы, как в цирке для страховки акробатов, но нельзя было допустить, чтобы актеры о них спотыкались, это тоже опасно.

Так что никаких матов, только твердое покрытие сцены. Отсюда она видела полоски изоленты, отмечавшие кому где стоять, карандаш, выпавший у кого-то из кармана. Наверное, у Тори, помощницы режиссера.

Аманда немного запоздала с репликами. Она глубоко погрузилась в сознание Медеи, размышляя о том, как Джейсон предал ее, а та билетерша небось была какой-нибудь студенткой из Нью-Йоркского университета, которой по закону даже пить еще нельзя. Она услышала, как Джейсон подошел к ней, достиг своей отметки и остановился. Металлическая решетка завибрировала от его тяжелой поступи. Он ждал, пока она заговорит:

Мне стоит просто убить себя – почему бы и нет? Всю свою жизнь я принесла в жертву Ясону! Я предала отца, убила родного брата, ушла в изгнание и родила Ясону двух сыновей – все ради его любви. А он покинул меня ради той глупой девчонки! Он женится на принцессе Коринфа, бросив меня и наших детей. Униженные, мы умрем в одиночестве.

Вот только Аманда будто онемела. Она не забыла текст, просто решила попробовать другой подход – пинтеровскую паузу. Она услышала, как Джейсон шепчет слова Медеи, пытается помочь ей: «Мне стоит просто убить себя», – а внизу за кулисами Тори произнесла то же самое, но более настойчиво.

– Аманда? – тихо спросил Джейсон. – Все в порядке?

Он подошел ближе. В голосе его слышался испуг, как будто он действительно думал, что Аманда спрыгнет и покончит с собой из-за такого мерзавца, как он. Он наклонился к ней, она почувствовала запах его дыхания – сигаретного дыма, пива, которое он выпил в обед, – аромат его одеколона. Он протянул руку, схватил ее и начал тянуть назад…

…этого нет в сценарии, Джейсон!..

И она попятилась, задыхаясь, с силой ударила его – люди всегда недооценивали ее силу – и выкрикнула следующую реплику Медеи:

– Почему бы и нет?

Джейсон рухнул вперед. Размахивая руками, он попытался ухватиться за перила, но она помешала ему, стоя на пути, хотя, конечно, не намеренно, она сама крепко вцепилась в перила, через которые он перелетел, задев их животом, широко раскинув руки, словно приветствуя зрителей, хотя не было ни зрителей, ни аплодисментов, лишь Тори кричала, а другие актеры высыпали на сцену, пока Аманда стояла наверху, не сводя взгляда с распластавшегося внизу человека, чья кровь окрасила пол.

Предательство превращает любовь в горячую ненависть, зло, уничтожающее даже тех невинных, которых мы любим сильнее всего.

Она моргнула и поняла, что вцепилась в подоконник у себя в спальне в Хилл-хаусе. Разве она не вешала бархатное платье в шкаф? Обернувшись, она увидела, что дверь шкафа закрыта, а страницы сценария разбросаны по кровати.

Но ведь она оставила сценарий на комоде – в этом не было ни малейших сомнений. Она могла небрежно относиться к одежде, но к сценарию – никогда! Ни разу, с тех пор как, будучи совсем юной актрисой, по пути на прослушивание забыла в метро сценарий «Сенной лихорадки»[48].

Аманда посмотрела на экран телефона – почти десять! Собрала страницы, на ходу разложила их по порядку. Из стопки листов вывалился клочок бумаги, не часть сценария, а что-то вырванное из журнала. Нет, не вырванное, а вырезанное ножницами; она поняла это, когда остановилась получше рассмотреть листок. Мужское лицо, смутно знакомое по какой-то рекламной кампании тридцати-сорокалетней давности.

Странно. Она неуверенно осмотрелась, но нежелание опоздать победило. Она бросила листок в мусорную корзину, где уже лежала помада, и поспешила вниз.