недопустимых натяжек и с максимальной точностью значения приво61
Трофимов П.С. Эстетика марксизма-ленинизма. – М.,1964. – С. 27.
173
Л.А. ГРИФФЕН
димых высказываний с учетом контекста. Это касается прежде всего
попыток с помощью ссылок на классиков марксизма обосновать положение о познавательной природе искусства.
Классики марксизма придавали большое значение информационной
функции искусства. Об английских романистах XIX века Маркс писал,
что их «наглядные и красноречивые описания раскрыли миру больше
политических и социальных истин, чем это сделали политики, публицисты и моралисты, вместе взятые»62. Но словам Энгельса, он из романов Бальзака «даже в смысле экономических деталей узнал больше,
чем из книг всех специалистов-историков, экономистов, статистиков
этого периода, вместе взятых»63.
Ясно, однако, что передачу, например, экономических знаний Маркс
и Энгельс вовсе не связывали со спецификой искусства. Действительно, пускай нечто подобное можно было бы предположить относительно литературы. А как обстоит дело с таким видом искусства как музыка? Можно ли с ее помощью узнать что-либо в смысле «экономических деталей»? Вполне вероятно, что какую-то связь музыки (или другого вида искусства) с экономической жизнью (или другими аспектами
естественного и социального) проследить можно. Но ведь не ради же
этого, не ради передачи тех иди иных сведений существует искусство!
Еще Л.Толстой говорил, что среди приемов, при помощи которых
подделываются под искусство, есть и «занимательность, т.е. умственный интерес, присоединяемый к произведению искусства… Так, например, занимательность состоит в том, что в романе описывается
египетская или римская жизнь, или жизнь рудокопов, или приказчиков
большого магазина, и читатель заинтересован, и этот интерес принимает за художественное впечатление»64.
А вот что пишут наши философы: «Как отражение действительности
искусство есть форма ее познания. Например, искусство прошлого дает нам возможность многое узнать о жизни и борьбе ушедших поколений»65. Дает. Но если археологи действительно по остаткам предметов
обихода или сооружений могут судить о тех или иных чертах исчезнувших цивилизаций, то ведь никому не придет в голову утверждать,
что наши предки создавали амфоры или системы орошения со специальной целью дать будущим поколениям материал для исторического
анализа, или что эти предметы «отражают действительность и являются формой ее познания». Искусство может давать знания, но его объ62
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 10. – С. 648.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 37. – С. 36.
64
Толстой Л. Полн. собр. соч. – Т. 30. – М., 1951. – С. 116.
65
Келле В., Ковальзон М. Общественное сознание и его формы. – С. 47.
63
174
ПРОБЛЕМА ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОТНОШЕНИЯ
ективная цель другая. Если же мы из художественных произведений
извлекаем какие-то сведения, то это уже наше дело; для произведения
искусства это побочный эффект. И ни Маркс, ни Энгельс никогда не
утверждали, что именно в передаче званий – сущность искусства.
Более того, высоко оценивая знания писателей в области общественной жизни, они не связывали их даже со спецификой литературы как
вида искусства. Вспомним, например, характеристику, данную Энгельсом Бернарду Шоу: «…Шоу – как беллетрист очень талантливый и
остроумный, но абсолютно ничего не стоящий как экономист и политик…»66. Как видим, то, что у Шоу нечего почерпнуть «в смысле экономических деталей», нисколько не мешает Энгельсу признавать талант Шоу-художника.
Эту же тенденцию не связывать жестко художественные и иные (в
том числе и информационные) достоинства произведения искусства
находим в высказываниях Ленина. Ленин, по его выражению, не принадлежал к поклонникам поэтического таланта Маяковского, но высоко оценил его стихотворение «Прозаседавшиеся». Причем эта оценка
била независимой от художественных качеств произведения: «… давно я не испытывал такого удовольствия с точки зрения политической в
административной. Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно»67. А нам говорят, что «Ленин
не отделял критериев оценки содержания от критериев эстетических»68! Еще как отделял: что же тогда представляют собой цитированные слова Ленина, как не такое «отделение»?
Известно, как Ленин ценил Горького, его роль в революционном
движении – именно как художника. «Нет сомнения, что Горький – громадный художественный талант, который принес и принесет много
пользы всемирному пролетарскому движению. Но зачем же Горькому
браться за политику?»69. Как же так – «принес и принесет много пользы» политическому движению, и в то же время – не следует «браться
за политику»? Ведь «взяться за политику» – значит непосредственно
применить познания, получение которых, по теории приверженцев
трактовки искусства как средства познания, и составляет основное содержание художественного творчества. И дело здесь вовсе не в том,
что знания эти применялись неумело (в этом случае все было бы понятно: теоретик не всегда в состоянии верно применить результаты
своих исследований) – речь шла об изложении политических взглядов.
66