Продолжение легенды

– И ты снова бежал, оставив прекрасный плод своей любви, – задумчиво произнесла леди Элоиза.

– Какой плод? – не понял Батлер.

– Свою прелестную дочку, – указала она на рисунок, лежащий на столе. – Твоя копия.

– Как узнала? Лица ведь почти не видно.

– Мне ли не знать твой профиль, бровки, ножки стройные, позу, стоит так же как ты. Не забывай, что я помню тебя еще ребенком. Не хотелось, конечно, чтобы она унаследовала твой рост. Сама всю жизнь мучаюсь, для девочки все-таки средний рост лучше – женихов больше.

– А что скажешь о мальчике?

– Очень похож на Бонни. Значит, детей у вас стало вдвое больше, только не вижу радости у счастливого отца. Сомневаешься, твои ли дети?

– Сам виноват, предоставил свободу выбора, предложил ей жить отдельно.

– Она воспользовалась этим?

– Ну, да, – нехотя признался Ретт.

– Кто же он? Постой, сама угадаю, кто-то третий, она послала вас обоих: и тебя, и своего принца. Правильно сделала, я бы поступила так же. Какие вы мужчины все одинаковые: ревнивые собственники, сами часто лукавите, поэтому не доверяете женам.

Удрученный вид друга заставил её замолчать. Она обняла его.

– Дорогой, чего проще проверить? Ты же знаешь дату рождения, посчитай. Где она тогда была и с кем?

– Про сына все известно, мы весь год были вместе, – не поднимая глаз произнес он. А вот дочь…

Ретт несколько раз, загибая пальцы, прошелся по ним туда-сюда, будто не верил себе. Потом поморщился.

– Посчитай ты. Девочка, как и я, родилась 28 октября.

– Январь, самое позднее – первая неделя февраля.

– Лиззи, я полный идиот! В это время она была в Новом Орлеане… со мной. Я должен немедленно ехать в Париж!

– Сначала неплохо бы одеться, – хотела пошутить Элоиза, но заметив, как взволнован Ретт, начала, молча, укладывать его вещи.

XVIII

Робийяры вернулись в Париж, и жизнь потекла так же размеренно, как и до поездки. После завтрака они ехали с Люсьеной и детьми гулять, после обеда Скарлетт шла работать в банк, а Анри – в мастерскую писать портреты. Пока творческих замыслов не складывалось, он решил заработать денег, хотя с долгами они полностью рассчитались. Вечерами собирались все вместе в гостиной: дети играли между собой, Люсьена шила, Скарлетт читала вслух или разбирала счета, приучая к этому и Адриену.

– Нина права, когда я уеду, она останется с ним, – думала Скарлетт, – пусть научится вести хозяйство. Еще неизвестно, на ком и когда он женится.

То, что девушка была влюблена в Анри, ни для кого не было секретом. Она старалась чаще попадаться ему на пути, тщательно причесывала свои густые русые волосы, завязывала их синей ленточкой под цвет глаз. Старый Морис не одобрял этого, норовя выдворить племянницу из гостиной, несмотря на то, что графиня запретила ему прогонять ее. Ей нравилась эта довольно высокая синеглазая девушка, хорошенькая и смышленая, крепкая и здоровая, с милыми веснушками на чуть вздернутом носике.

Иногда они ходили в театр, часто представления делали дети, этому они научились на вилле мадам Виардо. Мари уже сносно играла на рояле, Катрин пела и читала стихи, и даже Рене пытался что-то рассказывать, переминаясь с ножки на ножку. Скарлетт учила Адриену и Люсьену танцевать вальс, а они ее научили народному танцу, то ли французскому, то ли испанскому, то ли цыганскому.

В декабре Адель родила девочку, ее назвали Лаурой. Бертье умилялся, глядя на свое произведение, и никак не мог постичь эту тайну жизни – откуда же взялось это существо. Жил-жил сам по себе, а теперь жена и дочь. Брак по уму оказался счастливым. Супруга окружила его такой заботой, создала столько вокруг него приятных мелочей и удобств, что он уже не мыслил и дня прожить без нее.

Все было хорошо, и Джаннина как-то сказала Скарлетт:

– Может вам, и вправду, развестись с мужем? Не складывается у вас что-то, а с Анри вы даже ни разу не поругались, он так мил.

– Думаю, развода нам осталось ждать недолго, и она рассказала о драматических событиях, развернувшихся в Лондоне.

– О, мадонна, когда же вы успели? Только я ушла, никого не было, – развела мулатка руками. – Ну, это и к лучшему.

– Нина, вы забыли, на чьи деньги мы живем? И он ни разу не упрекнул меня ни в чем.

– Что говорить, Батлер – мужчина достойный. Но ведь и Анри хорош, сколько вы его мучаете. Пора уже и наградить.

– Нет, нехорошо это, дети здесь, гувернантка, Адриена, – слабо возражала Скарлетт.

За ужином Джаннина сказала:

– Мадам, что-то камин в вашем будуаре дымить стал, перешли бы вы в дальнюю спальню наверху.

Никто не обратил на эти слова внимания, кроме Анри. Он дождался своего часа. Луиджи помог навести порядок в дальней спальне, затопил камин, положил новый ковер на пол. Кое-что он, конечно, смекнул, ведь и сам мужчина. В свете снова поползли слухи о связи молодого художника с кузиной. Бертье и тот засомневался, уж больно полыхали огнем глаза Анри, и подозрительно сдержанна была Скарлетт, да и Батлер не появлялся в Париже.