Продолжение легенды

– Могу ли я позволить себе возомнить, что вы ревнуете, графиня? – насмешливо спросил Ретт, приподнимаясь из уютного кресла.

Перед ним стояла прежняя, давно забытая ею самой Скарлетт, готовая пустить в ход свои коготки, чтобы расцарапать нахальное смеющееся лицо. Как будто и не было всех этих лет.

И вдруг совершенно непрошено и предательски в изумрудных глазах блеснули слезы – соперницы были в расцвете молодости, сил и красоты! Ретт сразу стал серьезен.

– Ну, зачем они мне, дружок? – примиряюще произнес он, нежно обнимая её, – через месяц мне стукнет пятьдесят, и ни с кем мне не будет лучше, чем с тобой.

Теперь он не боялся признаваться ей в любви. В эту ночь календарь был забыт, а на следующий день Батлер с задорно-молодцеватой улыбкой не отходил от жены и был мягче воска в её ручках. Друзья поглядывали на них с легкой завистью. Всем хотелось погреться у радушного очага Батлеров, увидеть любящие друг друга лица, поверить, что счастье возможно.

По вечерам в гостиной собиралось довольно много народу: кроме обитателей дома, частенько заглядывали Локарты с мистером Трентоном, молодые Элсинги с Фэнни и её сыном Робертом Ли Уилберном. Он был ровесником Эллы и дружил с девочками. Чарльз Трентон снимал комнату в пансионе миссис Элсинг и проявлял симпатию к её дочери. Но пример друга не вдохновлял его на предложение руки. С понурым видом тот чаще всего пребывал в одиночестве и оживлялся лишь, когда пела мисс Элис. Более уютно Дэвид чувствовал себя в обществе своего тестя, глаза которого тоже не блестели от счастья, или унылого мистера Уилкса, который обычно садился напротив портрета хозяйки дома и не сводил с него глаз.

Вскоре к ним присоединился полковник внутреннего охранения Говард Филдс, с которым Эшли воевал в Виргинии. Филдс переехал из штата Алабама, где потерял жену, она стала жертвой вольных негров. Чтобы держать негров в повиновении белые южане формировали тайные организации, чьи патрули терроризировали цветное население. Были казнены сотни людей. Еще долго после войны гибли люди и белые, и черные.

Нервный Говард, окунувшись в атмосферу мирной жизни батлеровского дома, совершенно растерялся, а Скарлетт намекнула Индии, чтобы пригласила Димити Манро. Хватит ей сидеть в одиночестве, не так уж и стара, чтобы стесняться компании, в которой есть одинокие мужчины. Поручение было исполнено, и среди множества хорошеньких женщин полковник заметил ту, которая была ближе ему по возрасту. Он рассказал ей о себе, своих детях, что старшей дочери уже восемнадцать, а она настоящий дичок.

– Я думаю, надо познакомить ваших детей с детьми, бывающими в этом доме, и все наладится. В каждой семье были потери, у одних детей нет матерей, у других отцов, но держатся вместе и забывают про свои беды.

К Рождеству Батлеры получили от Анри подарки и маленькую копию его нашумевшей картины. Она была написана также в манере гризайли. Белоснежная фигурка балерины в длинном белом легком платье, изображенная как бы в полете. Прозрачное платье таяло, терялось во множестве звезд, диковинных цветов и завитков, взметнувшихся к небу Млечным путем. Серый фон сгущался, темнел вверху, словно ночь, где светилась одинокая точка. Прекрасный профиль, нежный, с бровями, летящими к вискам, поднятые вверх руки были устремлены именно к ней. Для всех это, наверное, была восходящая звезда балета. Но Скарлетт знала, что это любовь Анри, отданная далекой безымянной звезде.

Ретт долго рассматривал картину, красивую линию лба графини, высокую шею, гладко причесанные волосы, а потом послал письмо Анри с поздравлениями и приглашением приехать к ним в любое время, сообщив, что весной он уедет на прииски до глубокой осени.

– Звездное небо много значило для вас? – спросил Ретт, когда перед сном застал жену у окна.

– Да…, – как бы ни была Скарлетт прямолинейна в разговорах с Реттом, поведать, что звездное небо положило начало отношениям с Анри, показалось ей кощунственным. Затерянные в океане, они обрели друг друга под бездонным звездным куполом. Потом лето на вилле, когда, кроме прогулок под луной и звездами, ничего не было.

– Скарлетт, ты свободна, и всегда можешь поехать к нему, – услышала она голос мужа.

– Чтобы в это время мучился ты?

Ретт задумчиво помолчал, потом взял ее за руку:

– Разлука ведь не всегда мучение, это и счастье ожидания нашей новой встречи. Я не буду возражать, если Анри захочет приехать сюда, мы не можем лишить его возможности видеть детей.

– Ретт, ты просто убиваешь меня своим благородством. Но не жди, что я буду столь же великодушна и позволю этим юным нимфам виснуть на тебе.

– Нет, дорогая, это совсем не благородство, а только дальновидность. Я предпочитаю старую привязанность новой. Я буду занят работой, тебе опять будет одиноко, захочется любви и присутствия мужчины, еще чего доброго, совратишь Луиджи, так пусть уж лучше будет Анри, – отшутился Ретт, пропустив мимо ушей ее слова о девушках.

– Не слишком ли ты рискуешь, предоставляя мне такую свободу?

– Я люблю рисковать.