Полнота ее была очень соблазнительной: высокая крепкая грудь, округлые бедра, даже узкие маленькие ручки стали полнее. Но двигаться ей было трудно.
– Никогда мне уже не танцевать с тобой, любимый.
– Это так важно для тебя?
– Конечно, ты будешь приглашать молодых девушек, я буду ревновать.
– Какие танцы, дорогая, ты случайно не забыла, сколько мне лет, не пора ли угомониться?
После рождения Джонни счастливый отец послал телеграммы в Саванну, Чарльстон и Париж. Джаннина в ответ напомнила о столетии деда и пригласила их в гости. Скарлетт отправила на юбилей Ретта одного.
– Тебе надо отдохнуть от нас, любимый!
Анри, конечно, не ждал, что она сможет приехать, но и к встрече с Батлером тоже не был готов, хотя привычное самообладание не покинуло его. Ретт, как всегда, удивился тому миролюбию, с которым Робийяр к нему относился, ведь он опять разрушил его счастье, отнял любимую женщину, когда уже казалось, что это невозможно. Между тем Анри не проявлял неприязни, Ретт же испытывал чувство вины и пригласил молодого человека в Атланту.
– Если ваша работа позволяет, и вам нетрудно будет находиться в нашем доме, прошу вас поедем к нам, она будет очень рада. Она так страдает, что мы сгубили вашу жизнь, совсем не имея злых намерений.
– О, я столько раз объяснял, что это не так. Почему сгубили? Откуда эта уверенность, что обрести счастье можно только женившись?
Робийяр принял приглашение Батлера, ему нестерпимо хотелось увидеть любимую и детей. В ответ на укоризненный взгляд названной матери, он пояснил:
– Жить своей жизнью вовсе не означает не видеть Скарлетт и перестать любить ее.
Джаннина только покачала головой.
В Атланте их встретил Луиджи.
– Мистер Ретт! Мистер Анри! – громко восклицал он, пожимая руки обоим сразу.
Люсьена вышла узнать, что за шум, да так и замерла на месте, увидев неожиданного гостя.
– Милая Люсьена! – заключил ее в объятия Анри и тут заметил, что она тоже ждет ребенка.
– Вот решились с Луиджи на старости лет, – смутилась сеньора Таллиони и поспешила обрадовать подругу.
Тут набежали дети, Катрин радостно визжа, повисла у дяди на шее, Рене стоял в сторонке.
– У нас еще один братик есть, такой маленький, – тихо сообщил он, – пойдем, покажу.
– Не сейчас, малыш, надо переодеться, чтобы идти к нему, и спросить разрешение у мамы. – Анри боялся, что Скарлетт не понравится его затея с приездом.
– Я бы хотел, чтобы этот дом и мы все стали для вас родными, – приободрил его Ретт, провожая наверх в маленькую гостиную рядом с детской.
Батлер видел в нем самого себя – юного, неприкаянного, нуждающегося в семье, близких людях. Он не позволит, чтобы мальчик пребывал в одиночестве.
Пока джентльмены размещались на диване, появилась Скарлетт, счастливо улыбаясь, поцеловала мужа и брата, спокойно, бесстрастно. Оба знали, что сейчас все ее мысли заняты ребенком.
– Нам так не хватало вас, мои дорогие, – говорила Скарлетт, удерживая их руки.
Речь ее, как и движения, были неспешными, без суеты, плавными и мягкими, словом, как у счастливой женщины. Отныне, а может быть и навсегда она ему только сестра. Зато теперь он может присутствовать в ее доме, дышать с ней одним воздухом и честно смотреть в глаза Батлеру. У него нет ничего на душе, что нужно было бы скрывать. Его страсть к этой женщине давно переросла в другое, более мощное чувство, которое заставляло постоянно ощущать ее присутствие в себе и сторониться других женщин. Он научился жить с этим чувством.
Ретт искренне был рад приезду Анри еще и потому, что действительно устал. И в усадьбе, и в городе к нему все время шли люди. Он пытался ограничить приемы раз в неделю, но не всегда получалось. Он терпеливо выслушивал всякие просьбы, не выказывая недовольства или скуки; помогал организовывать церковно-приходские школы для обучения негров, в том числе и взрослых; находил людям работу, понимая, что толпы безработных неграмотных людей представляют большую опасность. Доктор Мид предупреждал, что надо заниматься их бытом, иначе городу грозят болезни и беспорядки.
Губернатор не раз предлагал Батлеру возглавить его администрацию, но Ретт неизменно отказывался, ссылаясь на большую семью. Именно во имя семьи он был любезен со всеми и продолжал добровольно выполнять нелегкую миссию. Люди приезжали со всех концов света, что позволяло Батлеру получать сведения о происходящем в обществе не из официальной прессы – лживой и продажной. В стране назревал новый кризис – кризис перепроизводства – и многое надо было предусматривать, чтобы сохранить благополучие своего семейства. Не столько велика была семья, сколько велико было его разросшееся хозяйство, и число людей, нуждавшихся в нем.
При том Ретт не отказывал себе в удовольствии самому купать сына, гулял с ним и женой, вставал к нему по ночам, маленькая кроватка находилась в их спальне. Старшие же дети поневоле оставались без его внимания. Анри понял, чем может быть полезен Батлеру. Дети больше не докучали отцу, не расставаясь с любимым дядей.