Продолжение легенды

– Зачем, мама, мой путь выбран. Я художник и никогда не смогу заниматься хозяйством, не смогу создать дом, лучше того, что у меня уже есть. В этом доме меня любят, пожалуй, даже балуют. Я свободен: могу работать, могу отдыхать и нежить свой эгоизм, могу полностью посвятить себя семье. Я обожаю их всех, наши обеды за большим столом, вечера в болтовне с друзьями, праздники.

– Достанет ли сил всю жизнь прожить в чужом гнезде, рядом с чужим счастьем? Сама прожила так, не с любимым человеком, а возле него. Знаю, как это нелегко.

– Ну мне-то гнездо отнюдь не чужое. У меня есть сын, который носит мою фамилию, пусть он не зовет меня папой, это не мешает мне испытывать отцовские чувства и не только к нему, к Джонни, Катрин, ко всем детям. Нигде мне не будет так же хорошо, как у них.

– Мистер Батлер, безусловно, достойный человек и уважает ваши чувства. Кто бы еще отважился привезти в дом любовника своей жены? Но ты молод, красив, трудно быть одному.

– Не переживай, будут у меня еще женщины, всему свое время. Поверь, я не страдаю от любовной тоски.

Так, наверное, и было, Джаннина не раз видела, как он, полулежа рядом со Скарлетт, безмятежно играл с маленьким Джонни, прижимал его пухленькие ножки к своим щекам, либо мастерил что-нибудь с Катрин и Реном. Занятый детьми, он не испытывал страсти, только родственные чувства. Много времени Анри проводил и с Батлером, они частенько выходили в океан на яхте. Он был окончательно покорен своим старшим другом, ловил каждое его движение и по возможности фиксировал на бумаге. Скарлетт это злило невероятно.

– Когда-нибудь из уважения друг к другу они оставят меня оба.

До конца жизни Ретт будет гордиться дружбой с Анри, восхищаться его талантом, самообладанием, особостью натуры. Они еще не раз встретятся в Нормандии, вспоминая первую поездку. Когда подрастет Рене, они станут ездить в Париж. Мальчику долго не удавалось понять, почему он в Америке Рен Батлер, а в Париже – Рене де Робийяр. Он с детства проявлял интерес к математике, потом к банковскому делу. Окончив Сорбонну, Рене станет управлять парижским банком, так же успешно, как его прадед.

Однажды Батлер пригласил в гости семейство управляющего банком, с которым Скарлетт и в давние времена не сильно ладила, а теперь просто не выносила. Особенно ее раздражали две его прелестные дочки восемнадцати и шестнадцати лет. Несмотря на свой малый возраст, они напропалую кокетничали не только с Анри, но и с Реттом. Батлера забавляла эта ситуация, он с удовольствием наблюдал за героическими попытками жены укротить собственную ревность. Он не понимал, как можно всерьез воспринимать этих девчушек, для него они были на уровне Катрин.

– Мне ведь тоже было шестнадцать, когда ты влюбился в меня, – напомнила Скарлетт.

– Ну, сравнила, ты была совсем другой, – он вспомнил лукавый взгляд, в котором светился живой, юный ум, неопытный, но готовый презреть все условности, – да и я был существенно моложе, или ты не за меня волнуешься?

Оказалось, что ревнивица в доме не одна: Катрин пришла с прогулки вся в слезах – противная Эми увела Анри запускать бумажного змея.

– Это мой змей, я его клеила, и Анри тоже мой, а она так и норовит отобрать его, – сбивчиво объясняла девочка, – и свои карандаши я ей тоже больше не дам.

– Чем злиться попусту, лучше пошла бы с ними, – посоветовал отец.

– Нет! Я хочу без нее!

Скарлетт утешала дочь, хотя сама была готова зареветь. Тут уж Ретт не мог остаться в стороне и постарался переключить внимание молодых девушек, пригласив поиграть в теннис юношей из семейства О’Хара. Корт был не настоящий, не как у них в усадьбе, просто в саду была расчищена площадка и натянута сетка. Для зрителей поставили скамейки. Миссис Батлер вывела всех домочадцев посмотреть, как будет играть молодежь.

Ретт в белой фуражке с козырьком, в белых фланелевых брюках и такой же рубашке приготовился было принять участие в игре, но уже первый сет показал, что силы слишком неравные. Он хладнокровно ожидал мяч, потом, не спеша, без суеты, легко и непринужденно отсылал его таким ударом, что и Анри не мог справиться.

– Профессионал во всем, – подумал француз, уступив свое место второму О’Хара, и быстренько стал набрасывать в блокноте движения Батлера.

Юноши играли по всем правилам, уверенно, испытывая удовольствие от ощущения своей ловкости. Девчонки, раздосадованные постоянным проигрышем, излишне волновались, огорчались и снова суетливо кидались за мячом с одного конца поля к другому, подобрав легкие юбки, мелькая голыми икрами. Глаза их блестели, волосы были растрепаны, они поправляли их вспотевшими руками, оставляя на лбу грязные полосы. Они были прелестны своей непосредственностью, молодостью, резвостью.

– Подросли, мерзавки, такие хорошенькие, свеженькие, – думала Скарлетт, наблюдая за игрой, – могут позволить себе все: бегать, разгорячиться, раскраснеться, ни на что не обращать внимания.

Наконец, девчонки с хохотом повалились на траву. Скарлетт стало смешно, и ревность отступила.