Продолжение легенды

– Надо приучить собаку приносить закатившиеся мячи, а то столько сил уходит на бесполезную беготню.

– Попробую дома подобрать способного щенка, – согласился Ретт, сидевший рядом с нею.

Миссис Батлер объявила перерыв, послала юношей за водой, помогла девочкам умыться, заплела им косы, чтобы волосы не мешали играть, перевязала их лентами. Ретт поцеловал ей руку и шепнул:

– Умница моя!

Игра с жаром продолжилась, графине теперь не было грустно. Что напрасно горевать об ушедшей молодости? Ретт прав, каждый возраст хорош по-своему. В одном возрасте самое большое удовольствие доставляет беготня за мячом, а в другом – тихая радость посидеть в это жаркое утро рядом с любящим мужем, посмотреть, как веселятся дети.

Катрин бегала вокруг поля, подносила мячи, «болела» за девочек, радовалась их удачным ударам. Мать не видела в них врагов, и дочь последовала ее примеру. Не усидел и Анри, резвился, как мальчишка.

– Чертовски приятно побывать на время в детстве, – говорил он друзьям.

Наконец, раздались торжествующие вопли, и все громко захлопали в ладоши. Девочки выиграли благодаря откровенным поддавкам партнеров.

Дружная компания сохранилась на все лето, устраивала вечера с музыкой и танцами, то в одном доме, то в другом. В своем доме Джаннина соблюдала траур, но разрешала Анри принимать приглашения. Девушки, по-прежнему, атаковали художника просьбами нарисовать их портреты, ну хоть маленькие, маленькие миниатюры. Они с удовольствием позировали ему, прямо порхали от радости. Анри не ограничился этим и сделал рисунок, где изобразил их обеих в красивых нарядах, милых шляпках, с кружевными зонтиками. У него осталось множество набросков этих прелестных моделей, которые он в дальнейшем использовал для своих сцен из современной жизни. Сестры до старости гордились миниатюрами того самого знаменитого Робийяра, с которым были знакомы в молодости.

Рисовал он и сестру Агнес. Еще в Двеннадцати Дубах очарованный ее тонкой красотой и невинностью Анри просил ее позировать, но она отказалась, считая это грехом. По возвращении в монастырь Кэррин рассказала аббатисе, что у нее брат – художник, и та разрешила написать с нее портрет, но оставить его в семье. В обители не должно быть светской живописи. «Портрет молодой монахини» Робийяр оставил себе, а для нее сделал небольшой рисунок в альбом, в котором уже были зарисовки всех ее племянников и племянниц.

Они очень сблизились, Анри полюбил младшую О'Хара, удивляясь, как в одной семье могли вырасти столь непохожие сестры. Брат тоже произвел на сестру Агнес настолько сильное впечатление, что часто в образе Христа она вдруг начинала видеть черты Анри. Тогда она молилась еще усерднее, чтобы отогнать наваждение, и поспешила уехать с чарльстонскими дамами, как только были соблюдены все приличия. Скарлетт предлагала свекрови и тетушкам жить с ними, но те привыкли к Чарльстону и сошлись на том, что пока их трое, они останутся на месте.

Гости потихоньку разъехались, и только парижанин медлил с отъездом, а взгляд Скарлетт все чаще задерживался на его губах.

– Напрасны твои ожидания, моя кошечка, – думал Ретт, замечая жаркие взгляды жены. – Робийяр слишком благороден, чтобы позволить себе что-то в моем присутствии, как и в моем доме. Но здесь, почему бы и нет? Мне все равно пора ехать, и все лето будет совсем не до нее.

Батлер затевал новое предприятие.

– Пусть Саванна останется городом их любви, ведь они уже были здесь счастливы! – великодушно решил он и объявил о своем отъезде.

Прощаясь, Анри от смущения не мог поднять глаза, но Батлер как будто не заметил этого, пожал ему руку и отбыл в Атланту.

Джаннина удивилась, увидев утром несчастное лицо своей любимицы. Скарлетт не дождалась возлюбленного в эту ночь. Они почти перестали видеться, живя под одной крышей. Еще совсем недавно она гордилась любовью своих мужчин, и вот теперь чувствовала себя одинокой и покинутой.

Робийяр больше не брался за кисть, не играл с детьми, пропадая целыми днями на побережье. Он заплывал так далеко, что Джим, которого Джаннина, на всякий случай, отправляла присмотреть за ним, забеспокоился:

– Не делайте так, молодой масса, океан коварен, мягко укачивает, но держит намертво свою добычу.

Анри не послушал старика и однажды ощутил леденящий ужас, когда почувствовал, будто невидимый исполин с глухим шуршанием тихо, но настойчиво тянет его в открытые воды. Он быстро повернул к берегу, но не тут-то было, океан не отпускал. Выбившись из сил, он перестал сопротивляться, лег на спину, устремив глаза в небо. То ли ветер сменил направление, то ли набежала удачная волна, только притяжение ослабло и его понесло к берегу. Обессиленный, он едва выполз на прибрежную гальку и долго лежал неподвижно.

– Я должен немедленно уехать, – заявил он Джаннине, придя домой.

– Что-то случилось? – спросила она.