– Похоже, что самое привлекательное во мне – это морщины, так дорогая? – ласково спросил он, проснувшись. – О… да вы, кажется, что-то испытываете ко мне, графиня!
– Угу, – ответила она, спрятав лицо у него на груди…
Миссис Батлер не сразу осмелилась предъявить супругу новые картины.
– Ретт, хоть убей меня, но я все-таки покажу тебе кое-что!
Он долго рассматривал картину, на которой была изображена обнаженная женщина.
– Очередной шедевр, – наконец, произнес он. – Ради этого стоило тебя оставить в Саванне, без натуры тут никак не обойтись.
– Это еще не все, – она достала вторую картину, хотя в голосе Батлера ей послышалась за иронией ревность. – Как видишь, натура не обязательна, Анри легко написал тебя по памяти.
– Такого даже мне не вообразить, – засмеялся Ретт. – Если ты не против, пусть выставит в Салоне, дамы завалят заказами. Сюжет ты подсказала?
– Нет, конечно, наши отношения разладились и послужили поводом для несвойственной ему нескромной фантазии.
– Чем же был вызван разлад, надеюсь, ненадолго?
– Ты хитрец, Батлер, так великодушен, что Анри больше печется о том, чтобы не причинить тебе боль, чем о любви ко мне, – устало произнесла она.
Только теперь Ретт заметил, как она похудела, тонкие морщинки обозначились вокруг глаз. Опять беременна? Ему уже не выдержать этих волнений, и все-таки не удержался, чтобы не съязвить.
– Неужели тебе так и не удалось коснуться любимых губ?
– Не переживай, удалось, – в тон ему ответила она и вдруг зарыдала. – Это так мучительно любить двоих и знать, что обоим причиняешь страдания! Вы изощряетесь в благородстве, а я чувствую себя абсолютной дрянью!
– Ну, будет, прелесть моя, будет, должна же в чем-то проявиться прежняя Скарлетт. Ты и так для всех благочестива, как матрона Конфедерации. Ведь только мне известно, что ты неверная жена. – Его голос был так коварно изменчив, он то сочувствовал, то издевался, то превращался в заговорщика.
Но Скарлетт не заметила этой смены настроений.
– Нечего было искушать нас, – продолжала всхлипывать она. – Думаешь, мне легко или ему?
– Дать возможность вам провести лето вместе с детьми, которые любят Анри не меньше меня, ты считаешь искушением? – Опешил Ретт, – Что же тогда мне остается делать, дорогая? Может лишить своих детей матери или застрелить гения, как некий Дантес?
– Это еще кто? – перестала плакать Скарлетт.
– Француз один, прославился тем, что волочился за женой русского поэта, известного в Европе, и убил его на дуэли. Разве мистер Тургенев не рассказывал о нем?
– Что-то не припомню. Как, говоришь, звали поэта?
– Алекс Пушкин.
– Стихи помню, хотя и не согласна с ними. Он утверждает, что женщину надо меньше любить, чтобы она любила больше. Так что, его жена, ветреница? Анри тоже мне ничего не рассказывал.
– Наверное, не хотел расстраивать похожей ситуацией: старый муж, красавица жена, молодой любовник, – с иронической улыбкой говорил Батлер, наблюдая за ее лицом.
– Как же ты узнал об этой истории?
– Когда ты написала мне про мистера Тургенева, я поинтересовался, что известно в Америке о нем и вообще о русских. Кстати, у меня появилась русская родственница. Помнишь, я был опекуном мальчика в Новом Орлеане? Так вот он стал морским офицером, служит у берегов Сан-Франциско, там и нашел свою любовь – русскую девушку Настаси. Розмари видела её, говорит, очень красивая: статная, длинная русая коса, глаза синие. Диего долго жил в Англии, где немало русских, но надо было отправиться на край света, чтобы встретить там родственную славянскую душу, – задумчиво произнес Ретт, – Судьба!
Скарлетт удивило упоминание о славянах, ведь он говорил в свое время о крови Батлеров. Она ждала, что он расскажет, наконец, все про этого мальчика, но Ретт заговорил о журнале «Вестник Европы», издаваемом Тургеневым.
– Я стал регулярно выписывать его. Когда ты приехала, было не до чтения, а вот в это лето я обнаружил для себя много любопытного, в том числе письма Пушкина к жене, опубликованные еще в 1878 году.
– Где они взяли его письма?
– Их предоставила младшая дочь поэта – графиня Меренберг, морганатическая супруга немецкого принца Николая-Вильгельма Нассауского. Пишут, что она была экзотически красива, кстати, первый раз вышла замуж в шестнадцать лет, очень неудачно, потом шесть лет добивалась развода.
– Я бы не хотела, чтобы кто-то читал наши с тобой письма.
– Мы же не великие, если только журналисты прознают о твоем романе с Анри, тогда и войдешь в историю.
– Для этого тебе придется убить Анри?
– Ну нет, дорогая, обойдемся без жертвоприношений, хотя любого другого шлепнуть рука бы не дрогнула, так что пользуйся моим расположением к нему. Он гений, как все-таки умеет выразить свои чувства. Раньше его влекла к тебе красота, тайна, первая близость, потом житейская мудрость, потом ты стала мечтой, и на этом надо было остановиться, не доводить отношения до всепоглощающей страсти.