Племянник молчал, чтобы не огорчать тетку. Все ему было чужим: разросшийся шумный город, старый дом Гамильтонов, все, кроме тети Скарлетт.
– Мальчик мой, как возмужал, – приговаривала она, целуя его, – Мелани была бы счастлива – такой сын!
Стыдно было признаться, но он не мог вспомнить лица матери, помнил только нежный голос, ласковые руки…
Молодой Уилкс не замечал, как пролетают дни. Ночевал он в доме отца, Эшли нуждался в его присутствии. Перед сном они прогуливались пешком, и отец подробно рассказывал о довоенной жизни. Утром Бо верхом ехал к Батлерам. Они были его семьей, здесь он чувствовал себя дома. И даже писалось здесь как-то легко в той самой комнате, в которой он жил до Гарварда. Мысль написать пьесу о здешних событиях не покидала его. После завтрака они с хозяином обычно отправлялись в поля помочь Томми, тот один тянул два хозяйства, Уилл все еще болел.
С Батлером Бо не чувствовал себя так скованно, как с отцом, и мог говорить на любую тему, будь то искусство, хозяйство или женщины. Много они говорили и о Гражданской войне, так изменившей жизнь Юга. К своему удивлению молодой человек заметил много сходного в мыслях отца и мистера Батлера, но очень разными были их действия. И здесь он был на стороне мистера Ретта. Такой на любом поприще добьется успеха! Каких только чудес техники не было в его усадьбе, не говоря уже о бытовых новшествах – ваннах, душах, мойках и пр. Роскошный фонограф и «говорящие куклы» украшали гостиную, телефон и телеграф, фотоаппарат, велосипед – и всем этим он умел пользоваться, был жаден до всех достижений уходящего века.
– Скоро куплю железного коня – автомобиль, – смеялся он, сверкая белозубой улыбкой. А у тебя, какие планы, где собираешься осесть?
– Не знаю, скорее всего в Нью-Йорке, надо нести культуру нашему народу, – пошутил Бо, – а то на каждом шагу питейные заведения, казино, публичные дома, сомнительные варьете.
– Эко ты замахнулся, одному человеку да справиться с тем, что приносит деньги? Первый же спектакль тебе покажет, кто правит бал. Публика воспринимает канкан лучше, чем Шекспира. Чтобы зарабатывать, придется учитывать ее вкусы, хотя в последнее время определенные сдвиги есть. Ведь это именно с помощью широких масс было положено начало нашему главному музею – Метрополитену. Может, и я когда-нибудь последую примеру великого судовладельца Вандербильта и подарю что-нибудь с барского плеча музею. У нас в стране не было королей, которые оставили бы шикарные дворцы типа Лувра. Первое приобретение – 174 картины европейских мастеров – были размещены в арендованном здании бывшей танцевальной школы. Я и то для своей коллекции сразу построил специальное помещение. У музея же первое здание появилось спустя десять лет. Оно располагается в восточной части Центрального парка, возле Пятой авеню, еще не успел там побывать?
– Нет, конечно.
– Хорошо уже то, что зарождается американская интеллигенция. И хотя своими шедеврами мы пока похвастать не можем, но активно ввозим их из Европы. Начался обратный процесс перемещения ценностей. Долгое время европейцы – испанские конкистадоры, английские и французские колонисты грабили коренное население Америки, обогащаясь за их счет и насаждая цивилизацию – алкоголь, оружие, дурные болезни.
– Это политика, мистер Батлер, я в ней не разбираюсь.
– Это история, далеко не безупречная, которая не красит Америку.
– Насколько я знаю, одновременно с Метрополитеном был основан другой музей – Бостонский, – проявил осведомленность Бо. – Вот там первым экспонатом стала картина как раз американского живописца, кажется, Олстона «Илия в пустыне». Когда я учился в Гарварде, музей располагался в здании городской библиотеки. Буду в Бостоне, обязательно схожу посмотреть сохранилась ли моя любимая картина – Баш-Биш-Фолс, штат Массачусетс Джона Кенсетта.
Мистер Ретт – единственный, кто не заводил с ним речи о женитьбе, будто не заметил внимания молодого Уилкса к своей дочери, но это было не так. Зоркий глаз отследил все: и сильное впечатление, которое произвела на юношу церемония венчания, и возникшее у него желание самому оказаться на месте жениха. А почему нет? Его молочный брат Бен давно женат, у них с Лусией уже двое детей.
Приметил он и растерянность в глазах Бо от строгой сдержанности той, которую желал бы назвать своей невестой. Она мило принимала его ухаживания, не отнимала руки, если он брал ее как бы случайно, могла поцеловать в щеку и склонить голову к его плечу, но точно так же она вела себя и с Уэйдом, и с Реном. Сердце ее было спокойно, и ничто не нарушало безмятежности взгляда. Нет, Бо, конечно, не рассчитывал на скорую победу, но и к длительной осаде был совсем не готов, ни времени, ни терпения у него на это не было.