Продолжение легенды

– Нравится, только здесь не просматривается, как мы повзрослели. Покажи, что Мари уже беременна, размести ее на диване, рядом с нею – муж в модных брюках-галифе. Мода подчеркнет, что прошли годы. У их ног собака – немецкая охотничья, коричневая с пегими пятнами, охотничьи принадлежности. Такая милая семейная сценка. Рене пусть чистит ружье.

– А за роялем кто будет?

– Я, только в длинном платье, коротких уже давно не ношу, если ты не заметил. Лаура будет стоять на моем месте, ей еще можно оставить короткое платье.

– Неужели это моя девочка? – задумался Анри. – Как она решительна, и как легко всех правильно разместила!

Он с удивлением смотрел на нее – красивое симметричное лицо, смуглая кожа чиста и свежа, прекрасные темные волосы с изысканным шоколадным оттенком, большие раскосые светло-зеленые глаза, бездонный взгляд, иногда с поволокой. Классически правильной формы нос, пожалуй, для девочки чуть великоват, но не нарушает гармонии ее лица. Лишь довольно упрямый подбородочек, да по-детски округлая линия щек говорили о ее юности. Высокая, стройная, породистая. Бесспорно, она была красивее Скарлетт, но… не обладала ее очарованием. Странный экзотический цветок на сером фоне Парижа, но как естественен он здесь, на природе, среди ярких красок осени.

– Я хочу написать твой портрет.

– Пиши, если хочешь, – весело разрешила она. – Принести свадебную фотографию Гамильтонов? У меня было платье из бледно-розового тюля-малин, тебе бы понравилось.

Он долго смотрел на снимок и почему-то ему стало грустно, то ли почувствовал себя старым, то ли позавидовал чужому счастью.

– Бо успел на свадьбу?

– Да. А ты почему не приехал?

– Кажется, Уилкс нашел зримое воплощение своей мечты… – задумчиво произнес Анри, не ответив на ее вопрос. – Ты словно дивный цветок лотоса! Сейчас модны цветочные броши из драгоценных камней. Я закажу тебе ко дню рождения такую брошь из бледно – розового коралла и белого золота…

В то время как на вилле царило приподнятое настроение в опустевшем городском доме Робийяров было не до веселья.

– Тебя звали, сама отказалась ехать, а теперь сидишь тут, сопли распускаешь, – ворчал Морис на племянницу, пропустив рюмочку хозяйского коньяку. – Думала, прыгнула к нему в постель, и он твой? Как же, забудет он свою графиню.

– У них давно ничего нет! На что ему старуха?

– Много ты знаешь, позови она, так побежит хоть на край света за нею. Мне и то ее не забыть – весь дом меняется, когда она приезжает.

– Налейте что ли и мне, дядя, – перестала плакать Адриена, – чем же она его так приворожила?

– Тем, что у тебя не выходит. До сих пор детей нет, вроде и девка здоровая, а у нее быстро все получилось, из Америки приехали уже в ожидании. Они еще там слюбились. Как покойный хозяин уговаривал ее развестись с мужем!.. Отказалась… Мсье Огюст отправил их к тетке в Италию – там и родилась девочка.

– Хочешь сказать, что Катрин – его дочь?

– И Рене тоже, даром что они носят фамилию американца. А то чего бы Батлеру почесть каждый год возить их сюда, именно их из всех детей? Попомни мое слово – повидаться с родным отцом.

– Вот почему Анри всегда был против детей, – задумалась Адриена, – они у него есть.

– Нет, утверждать, конечно, я не могу, так, одни мои догадки, – спохватился Морис, поняв, что сболтнул лишнего. Если до хозяина дойдет, тот ему этого не простит.

– Даже если дядя, что и напутал по пьянке, мне все сгодится.

Надеяться девушке было не на что, Анри совсем забыл про нее с приездом гостей. С графиней ей, конечно, не тягаться, а вот юную красавицу, влюбленную в него, она знала теперь как отвадить.

Робийяр любил захватить последние краски осени и обычно проводил эту пору на вилле. На этот раз он был не одинок. Супруги Гамильтоны и Катрин, когда все уехали в город, предпочли остаться здесь до холодов. Уэйда всегда привлекала деревня, а Мари было полезно гулять на свежем воздухе. Пришлось задержаться и Луиджи, иначе, кто же их тут накормит и обогреет.

Анри не работалось, портрет не получался. Он подолгу вглядывался в прекрасное смуглое лицо с классически правильными чертами, не сделав ни одного наброска. В ней не было лукавства и задора матери, но была аристократичность, величавость, и даже холодность, унаследованная, очевидно, от бабушек.

– Она могла бы стать украшением Галереи красавиц баварского короля Людвига I, – размышлял Анри, – не влюбиться в это лицо невозможно!

Ему нравилось смотреть в ее зеленые влекущие глаза, которые возвращали его в юность, пробуждали желание любить. Драгоценное прошлое старой связи развертывалось под этим загадочным взглядом из-под стрельчатых ресниц. В погоне за воспоминаниями он не замечал ни ее молчаливого удивления, ни горечи, таившейся все чаще в уголках рта.