Продолжение легенды

Они уехали с Хельгой и камердинером Дмитрия, Степаном. Адель повезла дочку к бабушке. Мсье Бертье обещал жене на выходные выбираться на природу. Дом опустел без хозяев, зато на берегу Сены не скучали. Степан, совсем еще не старый, крепкий мореход, как он себя называл, пропустив чарочку, занимался хозяйством: поправил забор, залатал крышу, расчистил площадку для тенниса. Он не привык сидеть без дела и соскучился по сельской жизни.

– Тут можно и зимой жить. Я ведь и печку могу сложить, – похвастался Степан. – Эх, мадам Ольга, видели бы вы наше имение, поля глазом не окинуть, лес за день не пройдешь. Ума не приложу, как нам его вернуть. Надо ехать в Россию, Константинычу исполнилось двадцать один, пора освободить его от пут опеки.

В отличие от хозяина Степан плохо говорил по-французски, а у Хельги был свой диалект. Но они научились понимать друг друга и находили общий язык в заботах о своих молодых питомцах. По вечерам после ужина они сидели на скамеечке, и моряк подолгу рассказывал, как с барином воевал турку.

– Степан служил с моим отцом на флоте, был его денщиком, – пояснил Дмитрий, – а потом стал для меня и другом, и воспитателем, и слугой. В России таких людей называют «дядьками». Обычно они так преданы своим воспитанникам, что становятся самыми уважаемыми людьми даже для отъявленных сорванцов.

– А ведь мой отец тоже моряк – флотоводец, и говорят, замечательный. Его до сих пор зовут капитан Батлер, – с гордостью сообщила Катрин. Оба почему-то ничего не говорили о своих матерях.

Жизнь на вилле сблизила не только слуг, но и молодую пару. В сущности, они ничего не знали друг о друге, и поначалу не стремились к тому, приятно проводя время. С нетерпением она ждала окончания недели, когда они с Хельгой выйдут на набережную встречать пароходик, который, как и много лет назад, весело свистя, привозил отдыхающих. Дмитрию даже не верилось, что она тоже испытывает радость от его присутствия. Настоящим подарком для них стал его отпуск, когда в посольстве начались каникулы. Первым делом они наведались к соседям. «Les Frenes» уже почти восемь лет принадлежали посторонним людям. Хозяев не было, но сторож позволил им погулять по усадьбе.

– Смотрите, Митя, у нас в Батлер-хилле точно так же устроены каменные желобки вдоль тропинок, ключей много, и так же искусно разбросаны камни, чтобы направлять ручьи к подножию холма. Наверное, папа подсмотрел эту идею здесь. Только у нас еще озерцо и маленький водопадик, вода прозрачная и холодная даже в жару. Вы непременно должны у нас побывать.

По ее восторженному тону Ростоцкий понял, как она скучает по своему дому, родителям. Но что же заставило ее покинуть их, наверное, не только забота о младшем брате? Дмитрия очень занимал этот вопрос, а еще больше – как долго она пробудет в Париже. Спросить прямо об этом он не решался. Она тоже не спешила откровенничать, хотя они могли часами говорить обо всем на свете.

– Почему они завели чистокровную немецкую легавую, мсье Робийяр любит охоту? – спрашивал он.

– Не знаю, по-моему, нет. А вы охотник, Митя? – интересовалась она в свою очередь.

– Нет, но стрелять умею, довольно неплохо для моего зрения, ведь лицей, который я окончил, принадлежит военному ведомству. Некоторые навыки получают все, а для тех, кто выбрал военную карьеру, там предусмотрено дополнительное обучение.

– Мой отец стреляет превосходно. Он вообще самый красивый, самый умный, самый великолепный джентльмен на свете. Спросите Хельгу, если не верите.

– Верю, так и должно быть. Дети должны восхищаться своими родителями, считая их самыми лучшими.

Он неохотно говорил о семье, и она больше не спрашивала. Зато о своей жизни в лицее рассказывал во всех подробностях.

– Царскосельский лицей для подготовки госчиновников остался в истории как Пушкинский, в память о самом знаменитом его выпускнике. В последующих выпусках уже не было таких личностей, как в первом, но принципы, царящие в нем, остались. Прежде всего жесткий распорядок: подъем в 6 утра, утренняя молитва; с 8 до 17 – уроки в классах по часу, с перерывами на завтрак, обед, полдник, прогулки. После 17 – отдых, прогулки, игры, гимнастические упражнения; в 20 – ужин, повторение уроков; 22 часа – вечерняя молитва и сон. Не каждый его выдерживал, но он позволял любому хилому десятилетнему барчуку, избалованному праздной жизнью в имении, к совершеннолетию стать закаленным юношей, и нравственно, и физически.

– Судя по вам, лицейская методика воспитания действительно успешна.