Проект «Платон»

Ведь нейрохирург не просто лечит болезнь, не тупо «ремонтирует мозг», нет! Нейрохирург проникает в самые глубины личности пациента. Операция на мозге — это манипуляция с сущностью человека, внутри самой его сути. Когда работает кардиохирург — речь идёт лишь о том, будет человек жить, или нет. Да-да, всего лишь! При всём уважении, кардиохирург работает с насосной системой. Когда же работает нейрохирург — речь идёт не только о сохранении жизни, но и о сохранении личности. Если угодно, души! Потому что если она где-то и есть, — то исключительно и только в мозге.

— Или в ДНК! — Вклинился Антон. — Мне всегда казалось, что если есть душа — она заключена именно в тех тюках ДНК, до которых мы ещё не добрались. — Что?! — Он заметил пылающий гневом взгляд Ивана. — Раньше ты со мной соглашался.

— В любой ткани есть ДНК, — расплывчато сказал Иван. — И вообще, невежливо перебивать.

— Давайте не так масштабно, не сегодня. — Примирительно сказала Елена. — Оставим душу, ладно? Давайте поговорим о сохранении личности. Кто готов пожертвовать, например, способностью говорить ради нескольких дополнительных лет жизни?

Она оглядела обоих. Сидели в гостиной, кухня сейчас была не слишком уютной, учитывая все развешенные на стене портреты.

— Да я бы хоть всю жизнь молчал! — Первым ответил Антон.

— Ага! То-то ты болтаешь, не замолкая. На всякий случай наговориться хочешь!

— Прекратите! Вы же понимаете, о чём я! Это очень сложный выбор! Такой как выбор между нормально функционирующей правой рукой или возможностью жить без постоянных обмороков. Сколько страданий вы позволите причинить вашему близкому, особенно ребёнку, прежде чем признать: смерть предпочтительней такой жизни?! Так как именно мозг определяет наше восприятие мира, а вовсе не сердце, или душа, с которой и вовсе не ясно, — любое неврологическое заболевание, любое повреждение мозга и его периферийных «подчинённых», вынуждает и самих пациентов, и их родных и близких, задаться ужасным вопросом: что делает жизнь достаточно значимой, для того, чтобы её продолжать?!

Елена замолчала и посмотрела на друзей с беспомощностью потерянного ребёнка.

Иван страшно переживал за Елену, будто чувствовал её. Потому ничего толком ни подумать, ни сказать не мог. Антон был куда спокойней:

— Думаю, никому из нас не известен ответ на этот вопрос. И вообще — никому.

— Я тоже так считаю. Теперь. Но прежде нейрохирургия покорила меня именно своим многообразным стремлением к совершенству. Если вы понимаете, что я имею в виду под многообразием этого стремления.

Тут Иван, разумеется, мог оказаться на коне.

— Конечно! На нейрохирургах огромный груз ответственности.

— Разве он не на всех врачах? — успел ввернуть реплику Антон.

Но Иван даже не заметил. Триггер запустил фонтан.

— Нейрохирурги должны в совершенстве владеть нейрофизиологией, неврологией, радиологией, интенсивной терапией. Развивать не только разум, руки и глаза, но и все, абсолютно все органы чувств и спектры восприятий. А самое главное, и я в этом уверен, что нейрохирург должен быть добродетельным! А добродетель требует морального, эмоционального, умственного и физического превосходства!

— Вань! Ну что ты прям как на комсомольском собрании, — не удержался Антон.

Не выдержала и Елена, прыснула. Это так обрадовало Ивана, что и он засмеялся. Так что несколько минут все трое хохотали, совершенно забыв на короткое время, что обсуждают здесь далеко не весёлые события.

Отдышавшись, Елена продолжила.

— Иван, конечно, всё то, что ты говоришь, имеет смысл. Особенно про многообразие наук, необходимых не только нейрохирургам, но и всем врачам. Но говоря о многообразном стремлении к совершенству, я имела в виду несколько иное. Страшное для гуманистов.

Хорошо, что она смотрела в стену, а не на Ивана. Стыд с его гуманистическим пафосом, накрывший его ещё во время разговора с Митрофановым, не только не отпустил, а накрыл с ещё большей силой, после его нелепой тирады о моральном превосходстве. Ишь, какой приступ гордыни. А туда же, гуманист!

— Настоящего гуманиста ничем не испугаешь. Валяй!

Как?! Как у Антона получалось быть таким непосредственным, таким уместным, таким… таким безопасным, если угодно?! Точнее: могущим защитить. Антону не страшно было признаться в самом ужасном. Хотя, что может быть ужасней того, в чём им уже призналась Елена?

Елена вдохнула-выдохнула. И сказала, обращаясь к Антону: