И она вызвала очередную порцию гогота и улюлюканья.
Чтобы это ни было, оно двигалось с ненормальной скоростью. Не в силах терпеть Арлин орала как скотина на бойне. Две пары рук разинули её челюсть, вернув фиксатор, следом в её рот проник толстый смазанный спермой член.
Слёзы застелили пеленой. Хоровод из масок смыкался кольцом вокруг стола, как безумная карусель второго круга ада. Их Минос[27]
был сговорчив и лоялен. Для них Арлин была звездой, к которой так неустанно тянулись потерянные метеориты. Они хотели оставить на ней свой след – свои изощрённые кратеры, как на теле, так и в душе.Арлин теряла сознание, наконец, провалившись в глубокое забвение. Она не знала, сколько пробыла без сознания, но пробуждение вернуло в лоно искупления.
Холодное острие когтей прошлось по спине, сдирая нежную кожу. Член покинул её рот, и Арлин выплюнула сперму, упав в неё лицом. Она скребла ногтями по металлу, как когти, выводящие кровавые узоры на живом девственно-белом холсте. Они дошли до копчика и резко вонзились в мягкую плоть под истошный вопль и возбуждённые одобряющие возгласы.
– Убей её! Убей!
– Можно мне её убить? Предоставьте эту честь мне! Я убью её во славу Мастера!
Когти, прощально и легонько пройдясь по окровавленной спине, покинули завершённую картину. Бившееся в конвульсиях тело замерло. Женщина в маске кошки подошла к изувеченному подношению, что лежало перед ними в луже крови, спермы и собственной мочи, и, подвигав дилдо в анусе, словно проверяя жива ли их кукла, обескураженным скучающим тоном вынесла вердикт:
– Кажется, сломалась наша игрушка.
В руке её был бокал вина, она вытянула изящную ручку над истерзанной игрушкой и элегантно перевернула бокал. Содержимое ударило по развороченной плоти. И тело ни то живое, ни то мёртвое вновь забилось в конвульсиях. Арлин вопила, скребла поломанными ногтями, до крови кусала изорванную зубами губу. Спину жгло так, словно её облили бензином и швырнули в пламя.
Но гости пира были рады: игрушка ещё жива.
Едва Арлин разлепила липкие веки, в глаза ударил красный свет. Она потеряла сознание? Они оставили её? Или боль приелась? Всё, что она сейчас ощущала – безмолвная тишина, не предвещающая ничего хорошего.
Жутко хотелось пить, во рту пересохло, в глотке ещё ощущался комок спермы – совсем как комок шерсти кошки. Арлин открыла рот, чтобы позвать на помощь. Но разве в аду следует ждать спасения? Искусанные губы дрожали, из горла вырывался сдавленный хрип:
Кажется, она окончательно свихнулась. С песней пройдут все невзгоды.
Но слух возвращался. Она не была одна. Знакомая музыка Пандемониума пытливо ласкала грубыми мозолистыми пальцами изощрённый слух. Стоны, ахи, крики, свист плети, шлепки. Арлин с трудом повернула голову, чтобы в красных отблесках света увидеть единый поддавшийся оргии организм.
Над полом качался связанный мужчина, которого стегала плетью кожаная блудница. В нескольких углах совокуплялись парочки, чей пол сложно было различить из-за масок. Мужчина в семейных трусах ползал по полу, слизывая поливаемый женщиной на сапог алкоголь.
Арлин отвернулась, облегчённо вздохнув: наконец, её оставили в покое. Но как же она ошибалась. Донёсся цокот каблуков. Две женщины в бандажах, несущие плетёные корзины, склонились над ней.
К столу чудес подошёл мужчина в красном зализанном набок парике, маска крота искажалась воронкой. Двигался только искажённый смеющийся рот.
– Нонсенс, – с выраженным французским акцентом воскликнул он, любовно, как густые усы, пригладив торчащие зубы. – Первый экземпляр, за последние пять вечеров выживший после игр. Последняя, кажется, умерла от болевого шока. Но вы, юная леди, кажется, напротив заскучали. Но не волнуйтесь, сейчас мы это исправим.
Арлин задрожала. Тело ещё помнило боль. Впереди ждали страдания только хуже. И смерть не желала спасать её. Женщины по негласному велению открыли корзины и перевернули их содержимое на Арлин.
– Не-е-е-т! – разнёсся истошный вопль.
Десятки маленьких змей упали на обнажённое тело. Арлин забилась в конвульсиях, не прекращая вопить. Змеи клубились и бились на её теле, обвиваясь лианами. Они были везде: на шее, ногах, руках, груди, бёдрах, одна тварь пыталась заползти в рот. Они душили, они кусали, они лизали, но не убивали. Казалось, они заполнят её вместо членов, стремясь к запаху крови и спермы.
По залу разнёсся гиеновый гогот, круг масок вновь сужался вокруг стола, будто огромный питон, желающий нанести последний смертельный удар.
Арлин потеряла сознание.
– Вставай! – рявкнули над ней.