Профессор Влад

История О.² (как принято выражаться в нашем узком научном кругу) становится интересной где-то после её сорока лет. До этого, если верить близким, никаких особых странностей за ней не водилось — ну разве что слишком тревожная любовь к матери, но ведь это вроде бы даже хорошо. Ольга так боялась оставить старуху без присмотра, что уволилась с престижной работы (она была учительницей в дорогом лицее, дети её обожали!) и стала надомницей, научившись вязать крючком ажурные шали: конечно, она сильно потеряла в деньгах, зато теперь могла не отходить от «мамулечки» ни на шаг.

Но вот однажды вредная старушенция, у которой была такая игра — демонстративно оскальзываться на кухонном линолеуме или кафеле ванной, пугая дочь до смерти, — добилась-таки своего, неожиданно для себя самой рухнув посреди прихожей и сломав шейку бедра. Когда её не стало, Ольга, на полном серьёзе считавшая себя убийцей, не покончила с собой только потому, что как раз в те дни брат с женой собрались в отпуск и не с кем было оставить маленького племянника (которому, может, и стоило бы жабу подложить, чтоб не изводил добрую тётю разными мелкими пакостями — Ю.С.).

Давние, ещё по лицею, подруги — дамы не бог весть какой тонкой душевной организации — в один голос учили Ольгу «наслаждаться свободой», что в их понимании значило удариться в грубый разврат. Несчастная, никем не понятая О. вскоре устала объяснять им очевидное; загнала всех, кого могла, в чёрный список, да и сама всё реже выходила из дому.

В какой-то момент она начала ловить себя на чувстве редкостного, никогда прежде не испытанного блаженства, причины которого сперва не понимала, и лишь потом до неё дошло, что это — одиночество; осознав это, она ещё долго с ужасом корила себя за невольное предательство. И вот тогда-то, кажется, и началось то странное, что стало началом её болезни.

Время от времени Ольга будто бы ощущала на себе чей-то пристальный взгляд — зоркий, оценивающий и, пожалуй, недружелюбный. Это случалось всё чаще и в конце концов дошло до того, что она почти физически чувствовала, как невидимые щупальца шарят по её телу. Будучи натурой впечатлительной, она поначалу решила, что за ней таким образом присматривает покойная мать, — что само по себе и неплохо. Получалось, что «мамулечка» по-прежнему живёт где-то рядом, а если как следует напрячь воображение, то с ней можно даже перемолвиться словечком…

Но вскоре Ольге пришлось отказаться от этой благостной иллюзии. Невнятное бормотание, которое преследовало её днём и ночью, едва ли могло принадлежать матери: у той голос был, чего уж там, визгливый, а этот — низкий, басовитый… одним словом, мужской. Вслушиваясь, Ольга научилась различать даже два голоса — бас и баритон. Со временем к ним присоединился ещё и тенор… Силясь понять причину странного явления, Ольга напрягала слух до предела; может быть, поэтому навязчивое бормотание становилось все отчётливее и вскоре Ольга начала разбирать отдельные слова, а затем и целые фразы. Поначалу это даже забавляло её, как всегда забавляет подслушивание чужих разговоров, но как же она испугалась, когда однажды услышала: «А вы знаете, что она до сих пор девственница?» (и ещё много такого, чего она так и не решилась повторить даже главврачу — там были очень интимные подробности.) Так значит, это не она подслушивает, а за ней подглядывают — подглядывают мужчины!.. Но кто они, эти наглецы?.. Зачем наблюдают за ней?.. И где прячутся?..

Некоторое время Ольга грешила на соседа. К нему и впрямь часто заходили друзья пропустить рюмашку-другую, — и весёлые голоса, долетавшие с лестничной клетки, в какой-то момент показались ей знакомыми; она даже хотела вызвать милицию, но что-то остановило. И недаром. Вскоре говорливые бас и баритон стали сопровождать её повсюду — и в магазин, и в сберкассу, и даже в берёзовую рощу близ дома; бедная Ольга вся извертелась, пытаясь их обнаружить. Как бы не так!..

С каждым днем голоса делались громче, а реплики — оскорбительнее. Сначала мужчины глумливо комментировали каждый её шаг («О-о, пошла дура!»), затем принялись с мерзкими смешками обсуждать внешность («Н-да, ну и морда у неё… — Да что морда? Задница зато гляди какая!»), а ближе к осени до того обнаглели, что начались прямые указания («Разденься догола!» «Улыбнись вон тому парню, улыбнись, улыбнись ему, хи-хи-хи!»). Разумеется, Ольга изо всех сил старалась их игнорировать — пусть хоть круглосуточно звучит в ушах назойливая матерная брань! — но в мозгу забрезжила догадка. Ну конечно, никакие это не соседи… И милиция тут не поможет… Забирай выше…