Прогресс

Голос подхватил его голое тело и усадил перед рукописью, – Ты выбран коллекционерами бабочек. Ты можешь собрать их крылья. За тебя все давно написано, только сиди и переписывай.

– Возьмите себе профессионала, – заупрямился Веня,– Он в момент перекатает, или в компьютер загрузите. Век величайшей смартфонизации и фониомборотизации или как его там, со всеми его ациями, а вы меня в первопечатника, то есть в монаха Пимена забубенить вздумали.

– Не кощунствуй, не твое это. Не каждый может этот язык понять. Тебе дано. Отдувайся за грехи. Переписывай, а не то сам знаешь, рога поотшибаем, моргала выколем, пасть порвем, паршивец эдакий, а еще батарею на ногу уроним. Огонь батарея, огонь батальон, – зафальцетил совершенно пьяный Голос, и какой-то кривобокий мужичонка в разорванной на левом плече тельняшке, молча потрепал Венечку по щеке с другой стороны письменного стола, после чего растворился в обоях стены, к которой стол был придвинут вплотную.

– Не фига себе, съездил к бабушке в Петушки, – поправил на себе халат Переводчик Бабочек, прикасаясь золотым пером шикарного Паркера к белоснежному листу бумаги с отливом слоновой кости, – Лучше бы как-нибудь по проще, привычней все-таки, – подумал он, бережно распрямляя левой рукой первоисточник и выводя шариковой ручкой первую букву.

Босые ноги привычно нащупали стоптанные тапки, ткань любимой майки приятно повисла на плечах, а глаза бойцовского козла Мишки уставились на него своими прямоугольными зрачками в ожидании брошенного окурка.

Здоровые силы возвращались в молодое тело поручика Штейнца с каждым глотком живительного отвара из целебных трав, в изобилии произрастающих на болотах Палевского озера. Каждая травинка по отдельности может нанести непоправимый вред. Уколоть, порезать, сотворить ожег нестерпимый, колючки порвут одежду, вцепятся в глаза, брызнут ядом. Мягкотелые мраморные мхи расступятся и поглотят в себе незадачливого путника в бесконечной глубине свинцовых омутов. Булькнет кикимора, стукнет по дереву леший, заскребет по коре нечистая сила – поминай как звали непрошенного гостя. Только для земных людей – эта сила очень даже чистая. Бабка Моргулиха по заветам своих предков собирала всю свою жизнь травинку к травинке, ягодку к ягодке, настаивала на воде из недоступных водий зелья и лечила тем самым людей страждущих. Мало кто мог воспользоваться ее врачеванием. Только настала великая година, когда надо было выбраться из никому не ведомых болот и обратить свое умение на благо войска русского.

Казак Мишка не знал здешней местности, но подобрав в кустах своего воспитанника, истекшего кровью, поволок его всеми способами в ту сторону, в которую Бог велел. Все глуше и чаще становился лес, а тоска на сердце становилась все светлее. В полные дебри забрались они, и отчаяние нахлынуло на казака, потому что не смог он сберечь своего любимца, который по всем солдатским приметам собрался отдать Богу душу, а земле свое тело. Встал Михаил на колени перед телом барина и начал отпевать, как умел. Словеса знакомые путались, руки не поднимались, в голове карусель невообразимая. Вдруг на последнем поклоне почувствовал он руку на плече, оглянулся нет никого. Встал и начал отмерять саженьки для могилы, как вдруг предстал перед ним мужичок с ноготок, весь в колючках, репьях, одежка латаная-перелатаная, бороденка козлиная, а лицо светлое и чистое.

– Не торопись, – пробасил мужичонка, таким голосом, что любой певчий порадуется. Встань к нам спиной и трижды читай Отче наш, потом можешь повернуться.

Не понимая почему, Мишка повиновался и, когда обернулся, Сашеньки уже не было.

Молния казачьей шашки взлетела в небо и обрушилась на мужичка, застряв своим ударом в его посохе, поставленном аккурат поперек удара.

– Не торопись, – повторил Сноготок, возвращая хозяину выбитую шашку, – Ваши не пляшут. Здесь пляшут наши. И на полянку полетели десятки желтокрылых бабочек, сверкающих в лучах заходящего осеннего солнца всеми цветами радуги.

Мишка плюхнулся задом на трухлявый пенек, держа перед собой клинок в положении атаки. Пень развалился, а Мишка завалился спиной в воздушную подушку мха, усеянного клюквой.

– Следуйте за нами, товарищ, – пробасил Сноготок, почему-то применяя множественное число к их первоначальному местоимению и используя совершенно непотребное обращение, словообразованное к Мишкиному казачьему званию.

Однако Мишка последовал за ним, озираясь по сторонам в расчете заметить кого-либо еще. Никого больше не было.

– Не надо дергаться, – повел спиной мужичок, – скоро все поймете.

– А где мой гос…, – не успел договорить казак и провалился под землю.

– У нас господ не бывает, – заключил Сноготок, одергивая кожаную куртку и разминая двумя пальцами папиросу Беломор-Канал. Второй рукой он примерял ромбик на лацкан своей новенькой гимнастерки.