Прогулка под деревьями

Синего цвета
цветы усыпленные губы
сон глубины

Вы барвинки
гурьбой
говорящие прохожему о том чего нет

* * *

Ясность

Тень заключенная в свете
похожа на синий дым

* * *

Что мне до начала мира

Сейчас его листья шумят
сейчас он это огромное древо
чьей изнуренной коры я касаюсь

И свет в его кроне
блестит слезами

* * *

Принять невозможно
понять невозможно
невозможно хотеть ни понять ни принять

Так себе и бредешь
как посыльный разносчик
от рассвета к рассвету

           НАПУТСТВИЕ

Птица выпорхнувшая из кузни

В послеполуденной пыли
в запахе навоза
в освещении здешних мест

Если тебе удалось
заметить это не понимая
перед тем как покинуть селенье

Разве не было это
совсем бессмертным?

* * *

Мир, родившийся из разрыва
явившийся, чтобы обратиться в дым!

И все же: зажженная лампа

над нескончаемым чтеньем

* * *

Это почти невидимое движенье
в густом тумане
как если бы там
низко проносились птицы

________________

Перевод О. Седаковой

Из книги «В СВЕТЕ ЗИМЫ» (1977)

Птицы, цветы, плоды — да, я призывал их я их
видел, показывал всем, говорил:
«воплощенная хрупкость — и дивная сила»,
говорить-то легко! о, как просто — подбрасывать в воздух
оболочки пустые, забывшие тяжесть вещей!
Илии колесницу из зерен, зарниц и созвездий
так хотелось построить, хотелось одеться
в светлый воздух — как птицы небесные или святые…

О знамения легкие, шалаш из туманов и искр,
юность… но вот
со скрежетом двери закрылись —
одна за другою.

Но, всему вопреки, я еще говорю
не прибоем крови, не легким крылом несомый,
без восторгов, волшбы
всеми богами, чародеями всеми забытый
с давних пор посмешище нимф
прочь бегут, как увидят — даже у ласковых речек
даже на ранней заре,
                                но я говорю, с упрямством
школьника, что, склонившись над партой
свое вырезает имя,

твержу упорно, хоть больше не знаю слов,
и скорей всего ошибаюсь —
ибо истинный путь — он прям, как стрела любви,
летящая к цели — на закате пылающей розе,
я же иду, опираясь на темную трость
запинаюсь, топчусь, — и топчу
травку чахлую, что на обочине сеял
свет — для путника с сердцем бесстрашным,
не таким, как мое…

* * *

Да, да, да, я видел смерть за работой
да и что там смерть — просто видел время
близко, рядом со мной и во мне самом — и уже насмотрелся.
все, довольно! Каждый мог бы немало сказать о страданье…
Но на свете еще кое-что его ножу неподвластно
Или рана затянется тут же — как барки след за кормою…

* * *