Роше открыл глаза и подождал, пока зрение адаптируется к темноте. Его посетила идея. Он привстал и посмотрел наверх. На высоте его роста от ствола ясеня отходила широкая, прочная на вид ветка. Он встал, отошёл на несколько шагов, давая себе место, разбежался и, уперевшись подошвой ноги в ствол, оттолкнулся от него вверх, цепляясь руками за ветку. Та, в свою очередь, даже не шелохнулась – хороший знак. Он подтянулся, слегка раскачавшись, и закинул на ветку корпус, ложась на неё животом. Затем, подобрав ноги, он передвинулся к стволу.
Поверхность была жёсткой, поросшие мхом ствол и корни были в этом плане куда более удачным местом для ночлега, но, устроившись почти в двух метрах от земли, Роше почувствовал себя в куда большей безопасности, чем внизу, и это было намного важнее физического комфорта. Он поёрзал ещё немного, благо, ширина ветки это позволяла, подоткнул плащ и расположил ладонь на рукояти меча. Ему вдруг стало почти смешно – этот способ ночёвки обычно избирали скоя’таэли, частенько вынужденные ночевать в лесах вроде этого. Это давало как возможность отдохнуть в относительной безопасности, так и преимущество при атаке, позволяя застрелить противника из лука, не привлекая при этом особого внимания. Подумав об этом, Роше вспомнил об оставленном в доме у Анны арбалете. Он не стал брать его с собой, желая избежать излишнего внимания. Впрочем, едва ли его наличие сейчас что-то изменило. Стрелял он весьма неплохо, но с лучниками «белок» ему было не сравниться — сидя на дереве и в темноте, он бы наверняка промазал. Тот же Йорвет, кажется, мог поразить цель из любой позиции, и даже отсутствие у него правого глаза не было тому помехой. Интересно, кстати, что с ним сейчас? Последнее, что Роше слышал о нём и его отряде, была та история, когда во время осады Вергена армией Хенсельта, они эффектно появились откуда-то из лесов в самый разгар боя, и своими стрелами выкосили половину хенсельтовой пехоты, тем самым, преломив ход битвы. Впрочем, вскоре после этого в Верген наведались ещё и нильфы, которые сравняли город с землёй. С тех пор про Йорвета, а вместе с ним, и про эту аэдирнскую девицу, к которой он примкнул — Саскию, никаких новостей не было. Роше, впрочем, их и не искал – в последнее время ему было не до того. Да и откуда этим новостям было появиться – едва ли Йорвет пережил этот штурм, нильфы там камня на камне не оставили. Подумав об этом, Роше ощутил что-то вроде обиды. Он столько лет провёл, выслеживая его, строя планы и мечтая лично перерезать этому остроухому выродку горло, а его наверняка зарубил мечом какой-нибудь нильфгаардский юнец. Впрочем, за последние месяцы и сам Роше вынужденно пересмотрел свои приоритеты, и первенство в списке тех, чью голову он бы с радостью снёс с плеч, теперь занимали несколько иные личности, основательно потеснив Йорвета. Вскоре усталость взяла своё. Мысли начали путаться, и Роше, окончательно прекративший вслушиваться в шорохи вокруг, наконец провалился в сон.
Он снова брёл по болоту. Сквозь туман проглядывало солнце – большое, тусклое и тёмно-багровое. Он пригляделся и понял, что это не туман, а дым, который столбами поднимался от пожарищ, десятками тянувшихся вдоль горизонта. Он уже видел это – во время первой войны с Нильфгаардом. Лёгкие, как тогда, наполнились едким дымом, а сердце заколотилось в панике. Он сделал ещё шаг и почувствовал, как почва разъезжается под ногами, и сапоги вязнут в чём-то мягком и скользком. Он посмотрел вниз и почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота – там, внизу, были фрагменты тел, лишь слегка присыпанные землёй. Тела были и на поверхности – повсюду, и как он их только раньше их не заметил? Одни были совсем ещё свежими, не обсохшими от крови, другие уже начали гнить и в ранах копошились черви. Он замер в ужасе, отчаянно ища глазами хоть что-то, за что можно было ухватиться, чтобы выбраться из этого кошмара, как вдруг взгляд выхватил среди сваленных в кучу тел знакомые светлые волосы. Он бросился туда, утопая в кровавой трясине, упал на колени, не обращая внимания на поднявшиеся брызги чужой крови и ещё какой-то дряни, перевернул тело. Это была она – Бьянка – ещё живая. Он видел это: под рёбрами в развороченной грудной клетке (сейчас он особенно четко понимал, почему она называется именно так) колотилось сердце. Бьянка вдруг дёрнулась, открыла жуткие, мёртвые глаза и, глядя прямо ему в лицо, прохрипела: «Ты не успел. Почему?». Она вытянула руку, её пальцы, покрытые засохшей кровью, с почерневшими изломанными ногтями, сомкнулись на его горле. Он вскочил, отшвырнул от себя тело, и понял, что по пояс провалился в это жуткое месиво, а уши вдруг заложило от страшного, потустороннего воя — такого же, как он слышал в лесу. Замерев, он успел сделать лишь короткий, отчаянный вдох, и тяжёлая, липкая и влажная темнота накрыла его с головой.