Лесавкина задумалась, впрочем ненадолго. Быстро смекнув, что лучше будет все рассказать и побыстрее избавиться от этого неприятного, как шуруп ввинчивающегося в душу господина.
– Я купила их в подарок, – ответила она нехотя. – И вы, конечно же, хотите знать, кому я их подарила?
Фома Фомич молча кивнул.
– И это все, что вам нужно?
Еще один кивок.
– Хорошо, я вам отвечу, хоть мне, право, и неловко. Я подарила их Елене Павловне Можайской.
– Вы водите дружбу с женой губернатора?
– Нет.
– Что же в таком случае заставило вас подарить ей духи?
– Она помогла мне в одном моем деле.
– Догадываюсь в каком. Вы передали ей флакон в собственные руки?
– Нет, я воспользовалась услугами секретаря, господина Клюева.
– Он это может подтвердить?
– Конечно. Да и потом, у меня есть почтовая карточка, подписанная рукой Елены Павловны. – Вдова за все время разговора впервые встала из-за стола и прошла к ореховому секретеру, по массивности которого можно было предположить, что он является родным братом письменного стола и куплен у того же румынского краснодеревщика.
«Сладкая женщина» была небольшого роста, коренастой и чуть раскачивалась во время ходьбы. Глядя на нее, в голову невольно закрадывался вопрос: «Что же такого особенного нашел в ней покойный сахарозаводчик Лесавкин? Чем она смогла покорить старика? Да и та ли это инженю, озорная, срывающая себе голос от радостного крика при виде дорогих подарков?» По документам выходило, что та.
– Вот, я получила ее спустя несколько дней после того, как передала через секретаря подарок. – Лесавкина протянула фон Шпинне открытку со швейцарским видом. На обороте, куда Фома Фомич не преминул заглянуть, было написано:
«Дорогая Марфа Миновна! Подарком, который я нынче получила от вас, вы доставили мне подлинное удовольствие! С уважением, графиня Можайская».
– Марфа Миновна – это я, – пояснила Лесавкина.
– Вы, Марфа Миновна, когда-нибудь видели почерк графини Можайской?
– Нет, не видела.
– Почему же вы решили, что карточка подписана рукой Елены Павловны? В карточке написано о подарке, но это еще не значит, что подарок, упоминаемый там, духи «Импрессио».
– Но у меня нет других доказательств, это все! Кто бы мог подумать, что простой подарок вызовет такой интерес у полиции. Спросите у Клюева.
– Непременно, но боюсь, его ответ, как и открытка, подписанная якобы губернаторшей, не будет являться доказательством. Ведь коробочка с духами была наверняка во что-то завернута, или я не прав?
– Да, я обернула ее в подарочную бумагу.
– Вот видите, в подарочную бумагу, а какого цвета была эта бумага?
– Кажется, красная, – она поискала глазами по кабинету, – где-то оставался клочок. Наверное, выбросила. Нет, нет, я вспомнила, точно красная в беленькую такую полосочку…
– Это скажет и секретарь. Передал графине от вас коробочку, обернутую в красную бумагу. И что это значит?
– Что? – по наивному взгляду Лесавкиной было видно, она действительно не понимает, куда клонит фон Шпинне.
– Это значит, что никто, кроме графини Можайской, не сможет подтвердить факта получения от вас подарка в виде флакона духов «Импрессио». Согласен, она может подтвердить, а может и не подтвердить.
– Зачем вы мне это говорите?
– Затем, чтобы подготовить вас к возможным неприятностям, которые могут произойти.
– Не понимаю вас, какие неприятности, господин… – Она снова забыла имя гостя.
– Фон Шпинне, – подсказал Фома Фомич.
– Какие неприятности, господин фон Шпинне?
– Вас могут обвинить в убийстве.
– Что! – изумленно вскричала Лесавкина. – Я не ослышалась, вы сказали в убийстве?
– Да, я так сказал. И для того, чтобы этого не случилось, вы должны собраться с духом и все-все мне рассказать.
– Помилуйте, что все?
– Кто надоумил вас сделать подарок графине Можайской и почему именно духи «Импрессио»?
– Поверьте мне, – вдова приложила к груди руки, – никто меня не надоумливал, я сама решила преподнести графине подарок. Она молода, красива, к тому же мне говорили, что она просто обожает духи…
– Кто говорил?
– Ну, я не помню…
– Почему «Импрессио»? – без передышки задавал вопросы начальник сыскной.
– Во-первых, они самые дорогие, а во-вторых, меня заверили, что ни у одной дамы в Татаяре еще нет таких духов…
– И кто вас в этом заверил, вы тоже не помните?
– Отчего же, это я хорошо запомнила. Меня в этом заверил месье Пьер, от него же я узнала, что губернаторша обожает духи.
– Итак, посоветовал вам купить духи «Импрессио» месье Пьер?
– Да, он.
– Значит, он знал, что вы покупаете духи для графини Можайской?
– Знал.
– Почему вы решили, что графиня помогла вам?
– Дело мое благополучно разрешилось.
– Понимаю, – кивнул фон Шпинне и поднялся. – Более не буду вас отвлекать, извините за беспокойство. Было очень приятно с вами познакомиться.
Лесавкина молча кивала в ответ. Но уже оказавшись в другой комнате, фон Шпинне раздраженно взмахнул руками и вернулся.
– Совсем забыл вас спросить, уважаемая Марфа Миновна, вы в последнее время ничего не теряли?
– Нет, – ответила вдова.
– Подумайте, может быть, вы теряли перчатки?
– Я летом перчаток не ношу! – резко ответила Лесавкина.