Происшествие в городе Т

– А кто? – быстро смекнул Сообразительный. – Хочешь сказать, ты говорил?

Эта перебранка двух коллег могла длиться очень и очень долго, если бы фон Шпинне не положил ей конец.

– Тихо! – прикрикнул он на агентов. – Оба хороши! Вы что из меня дурака делаете, а? Племя вертлявое! Для того чтобы меня обмануть, квадратную голову иметь надо!

«Почему квадратную?» – подумал Кирюшка и тут же был ошеломлен. Начальник сыскной вздрогнул, подался вперед и, глядя ему прямо в глаза, сказал:

– А потому, что все великие обманщики, такие, например, как граф Сен-Жермен или тоже граф, но уже Калиостро, а также другие, были с квадратными головами!

Охота что-либо утаивать от фон Шпинне, равно как и пытаться его обмануть, пропала у Кирюшки раз и навсегда. А начальник сыскной тем временем продолжал:

– И ты, и ты! – Он поочередно ткнул в агентов пальцем. – И думать забыли о скобяной лавке. Проспали, проворонили, а вспомнили случайно. И поскольку глупые еще, то проболтались. Теперь врете, изворачиваетесь. И не стыдно вам? – Агенты потупились. – Изворотливость в нашем деле вещь нужная, временами полезная, иногда заслуживающая похвалы и очень редко – награды. Но при этом вам стоит запомнить, зарубить на носу одну истину. Из воды при большой ловкости можно выйти сухим, я даже видел таких людей, но вот чистым из дерьма еще никто и никогда не выбирался. А для того чтобы не попадать в дерьмо, нужно в точности выполнять приказы вышестоящего начальства. Мои приказы! Надеюсь, вам понятно все, что я сказал?

Агенты с готовностью закивали, да так рьяно, что закралось сомнение – действительно ли они поняли?

Фома Фомич приказал продолжать слежку и выпроводил их. Сам же вызвал дежурного и велел отыскать Кочкина.

– У Елены Павловны Можайской в выездных лакеях ходит некто Авдюшка, – сказал начальник сыскной после того, как Кочкин явился. – Хочу побеседовать с ним.

– Когда хотите?

– Немедленно! И привести его сюда надо так, чтобы ни одна живая душа не заподозрила, что он был в сыскной. Тихонечко, никаких жандармов, повесток и прочего…

– Все понятно! – четко выговорил Кочкин и помчался выполнять приказ.

Спустя какое-то время перед фон Шпинне на покосившемся стуле, который в сыскной именовался «свидетельским», сидел человек двадцати лет, не более. С соломенными, расчесанными на прямой пробор волосами и курчавой, похоже завитой, бороденкой. Зрачки его глаз беспокойно, точно мячики, подпрыгивали вверх-вниз. Руки он смиренно держал на коленях, а новые сапоги с вычуром прятал под стулом. Это и был Авдюшка, вернее Авдей Авдеев, выездной лакей графьев Можайских.

– Ну что, брат, – начал фон Шпинне, – жалоба на тебя поступила. – Начальник сыскной потряс в воздухе бумагой, сощурил глаза и по слогам прочел: – От Са-во-те-е-вой Ефросиньи Карловны… Карловны, владелицы скобяной лавки в переулке Челобитовом. И вот послушай, что она пишет. «Авдей Авдеев…» – Фома Фомич снова взглянул на лакея. – Это же ты Авдей Авдеев?

– Я.

– Значит, слушай дальше. «Авдей Авдеев такого-то числа, в таком-то часу, будучи у меня в лавке…» Ты был у нее в лавке такого-то числа в таком-то часу?

– Ну, был.

– Хорошо, продолжим чтение. «…Будучи у меня в лавке, украл крупповскую мотыгу…»

– Чего? – вскочил на ноги Авдюшка. – Какую мотыгу?

– Крупповскую! Дорогая, между прочим, мотыга. Я бы и сам не удержался…

– Не брал я никакой мотыги… Это она чего, это она меня под монастырь подвести хочет?

– Да ты сядь, пока сядь, настоишься еще. Мы же и позвали тебя, чтобы разобраться. Значит, мотыгу ты не брал?

– Не брал, не брал! – прижав руки к груди, зачастил Авдюшка. – Я ить в глаза ее не видел.

– Выходит, врет Савотеева?

– Врет, факт, врет!

– А ты зачем в лавку-то заходил? Она тут пишет, что зашел, постоял у дверей, там, где мотыги свалены, и вон вышел.

– Да она-то откудава знает, ее ведь тама и не было вовсе!

– А кто там был?

– Сынок ихний, Севалад!

– Ну, значит, он, Севалад, и рассказал матери.

– Так я ведь не брал ничего!

– Ну, не знаю, не знаю, протокол составлять будем… А ты зачем заходил в лавку-то эту?

– Чево?

– В лавку эту скобяную заходил зачем, спрашиваю? – громко повторил свой вопрос фон Шпинне и улыбнулся белыми ровными зубами. Парень начал юлить, и начальнику сыскной это нравилось.

– Так это, глянуть нужно было там…

– Что глянуть?

Авдюшка, сколько ни силился, ничего придумать не смог и брякнул сдуру:

– Мотыгу!

– Мотыгу? – Фома Фомич выбрался из-за своего стола и принялся ходить кругами вокруг сидящего на «свидетельском» стуле лакея. Тот попытался встать, но фон Шпинне велел сидеть, а сам остановился сзади и, наклоняясь к самому Авдюшкиному уху, спросил: – А зачем тебе мотыга?

– Мотыжить! – приглушенно, точно из подвала, отозвался Авдей Авдеев.

– Выходит, права Ефросинья Карловна, упер ты у нее мотыгу. А это, слышь ты, паря, это каторга. Тобольск! Слыхал, небось, про такой город?

– Не-а! – чуть не плача, ответил Авдюшка.

– Ну, что же ты, географию надобно знать. Хотя у тебя теперь будет счастливая возможность изучить эту во всех отношениях полезную науку непосредственно…

– Это как же? – с тревогой в голосе спросил Авдей.