Прокламация и подсолнух

– Так это... Капитан... Кто ж знал, что она такая голосистая окажется? Я и не сделал ишшо ничего, так – потискал чуток. А девка оказалась огонь прямо, я сперва и не сообразил, что нашуметь можем! Видать, батька ее услыхал, а она и дверь-то засовом не заложила, а я и не проверил, думал, она позаботилась, раз сама...

Мужики уже ржали, хлопая себя по коленкам.

– Можно подумать, ты соображал!

– Ввек не забудет, до чего лихие парни в Цара Романешти!

Кто-то полез к Гицэ стукаться кружками, тот разводил руками и широко ухмылялся: бейте, мол, оплошал, да. Ржали, аж повизгивали. Даже Штефан – и тот упал грудью на стол и всхлипывал, стуча кулаком по своему неизменному подсолнуху.

Йоргу задумчиво потеребил себя за ус.

– Эй, Гицэ! – вдруг позвал он. – А платочек она с окна сразу сняла, как ты забрался?

– Конечно, – тот оторвался от ракии, пожал плечами. – Меня ж и попросила.

– Так. А что она тебе говорила-то?

Гицэ смешался, изумленно глядя на мрачного грека.

– Да я помню, что ли? Говорю ж – огонь девка! Ну несла чего-то, да. Все больше «еще» и все такое, но вот говорила шепотом, а потом как ахнет на весь дом... Тута ее батька и прибежал, и пришлось мне в окошко сигать, несолоно хлебавши.

– А ну-ка вспомни, – велел Йоргу очень строго, перебивая хохот. – Не говорила ничего про батьку своего?

Гицэ почесал затылок.

– Да говорила, вроде. Что батька ее уму-разуму поучить решил, пока беды не вышло, а ей, мол, и своего ума хватит... Ну а чтоб не взвизгивать, как порос, ума не хватило ни капельки!

– Ой, дурень, – вдруг ахнул Мороя. – Свечку поставь Богородице и вон капитану в ноги кланяйся! Это ж какую беду от тебя отвело!

– Ну? – изумленно переспросил Гицэ. – Какую?

– А такую, что ей бы много выгоднее было, если бы тебя повесили, – мрачно проворчал Йоргу в усы.

Симеон уже тоже сообразил и мысленно схватился за голову. Правильно – самое странное в этой истории то, что купчина скандал поднял, не боясь, что до дочкиного муженька дойдет. А значит, она сама ему пожаловалась. Да не просто пожаловалась – быть может, и потребовала вовсе, чтобы обидчика извели! Оно, конечно, понятно, что больше ей сказать было бы нечего, но вот дверь незапертая да повизгивания...

– Муж, значит, в Америках? А ее батька увез, чтобы беды не вышло? – раздумчиво переспросил Симеон, складывая руки на столе. – Да уж замаялся бы ты потом доказывать, что ты у нас не племенной козел ни разу!

– Чего? – выпучился обалдевший Гицэ.

– Того, – рубанул Йоргу, стукнув кулаком по столу. – Брюхатая твоя немка, а муж ее в Америках, вот и вся недолга! Как ей батьке-то свой живот объяснять, если только какая услужливая кобелина к ней в окошко не вломится? Ну а повесят кобелину – не жалко, даже лучше еще будет – никаких к ней подозрений!

То, что сказал в ответ Гицэ, наверняка разметало по ближайшим горам всю окрестную нечисть. Мороя аж крякнул от восхищения, Макарко закраснелся, а Штефан с разинутым ртом вытаращился на своего наставника. Йоргу же укоризненно покачал головой и с бескрайней печалью добавил:

– Так что болтаться бы тебе в петле, дуралей. Или денег платить столько, что вовек из кабалы не вылезешь. Или по горам прятаться всю оставшуюся жизнь. Но как же ты впоролся в этакое дерьмо, нешто оно тебе дурно не пахло?

Гицэ смущенно потупился.

– Так ведь это... Она ж немка. Наши-то так не делают...

– Да тут невелика разница, – заверил его Йоргу. – Скажи, Штефан!

Симеон невольно хмыкнул – нашел, кого спросить! Парнишка вон на родном-то языке не разбирает, когда его впрямую на сеновал кличут, где уж ему знать, как себя немки ведут!

– Не сравнивал, врать не стану, – бросил в ответ мальчишка и залихватски сплюнул шелуху.

Мороя вдруг озлился:

– Еще ты тут сравнивать начни! Вон один сравнил уже, будет! Глаза вы, что ли, дома оставляете, как по девкам бежите?

Гицэ, и без того затюканный шутками и выговорами, тут озлился тоже.

– Тебе, Мороя, хорошо говорить, ты у нас сроду всем вокруг отец родной, так тебя и распротак! А другим – что, отказываться прикажешь, когда предлагают?

– Так тебе дерьмо предлагают под видом варенья! А ты и рад с ложкой наперевес бежать!

Мужиков смело с лавок от хохота, кто-то что-то проикал про ложки, но Мороя разошелся по-настоящему.

– Чего вы ржете, жеребцы стоялые? Думаете, баба – она глупая, что ли? Да она вас всех закрутит и за поясок заткнет! А по хитрости вам до бабы и вовсе никуда! Вона хоть на Станку поглядеть!

– Это ты на баб молиться предлагаешь или бояться?

– Думать предлагаю! Головой думать! – огрызнулся Мороя. – Кабы он бы головой подумал, сроду бы не согласился, а у него заместо головы – кочан!

Симеон вздохнул, видя, что Макарко со Штефаном равно навострили уши, а старики уже хохочут, хлопая озверевшего Морою по плечам и спрашивая, не в попы ли тот подался... Но и Гицэ взбеленился окончательно.

– Тебе хорошо святым Антонием прикидываться – тебе уж давно не предлагают!

– А ты не вали со своей головы на святого Антония! Знаем мы и тех, кому предлагают – да они отказываются!