Они стояли в таком положении, призрак и Марти, казалось, несколько минут. Несомненно, прошло довольно много времени, прежде чем он услышал шум, который не был ни совой, ни грызуном, просачивающимся между деревьями. Звук был здесь все это время, Марти просто не смог его верно истолковать: кто-то копал. Стук крошечных камешков, падение земли. Ребенок в нем говорил – это плохо, оставь, не трогай! Но он был слишком любопытен, чтобы игнорировать происходящее. Он сделал два осторожных шага к призраку. Тот не подавал признаков того, что видит или слышит его. Набравшись храбрости, Марти сделал еще несколько шагов, стараясь держаться ближе к дереву, чтобы, если призрак посмотрит в его сторону, быстро найти укрытие. Так он продвинулся на десять ярдов к своей цели. Достаточно близко, чтобы разглядеть гостя в деталях, которых хватало для узнавания.
Это был Мамулян.
Европеец все еще смотрел на землю у своих ног. Марти скользнул в укрытие за стволом дерева и распластался там, спиной к месту происшествия. Очевидно, у ног Мамуляна кто-то копал; вероятно, поблизости у него были и другие компаньоны. Единственное спасение – притаиться и молить Бога, чтобы никто не шпионил за ним, как он шпионил за Европейцем.
Наконец раскопки прекратились, и так же, словно по невысказанному сигналу, замолк ноктюрн. Это было странно. Все живое, насекомые и животные, казалось, в ужасе затаили дыхание.
Марти соскользнул вниз по стволу и пополз, напрягая слух, чтобы уловить малейший намек на то, что происходит. Он рискнул взглянуть. Мамулян двинулся в том направлении, в котором, как предположил Марти, находился дом. Подлесок заслонял ему обзор: он не видел ни копателя, ни других учеников, сопровождавших Европейца. Однако слышал, как они шли, шорох их волочащихся шагов. Пусть идут, подумал он. Он больше не защищал Уайтхеда – сделка аннулирована.
Марти сел, прижав колени к груди, и подождал, пока Мамулян не скрылся за деревьями. Потом сосчитал до двадцати и встал. Булавки и иголки начали терзать его нижние конечности; пришлось их растереть, чтобы кровообращение восстановилось. Только тогда он направился к тому месту, где задержался Мамулян.
Подойдя ближе, узнал поляну, хотя раньше приходил к ней со стороны дома. Его поздняя вечерняя прогулка описала полукруг. Теперь он стоял на том самом месте, где похоронил собак.
Могила была открыта и пуста; черные пластиковые саваны разорваны, их содержимое бесцеремонно извлечено. Марти уставился в дыру, не совсем понимая шутку. Какая польза от мертвых собак?
В могиле что-то шевельнулось и завозилось под пластиковыми простынями. Он отступил от края; его горло было слишком истерзано для подобного. Вероятно, гнездо личинок или червь размером с его руку, разжиревший на собачьем мясе; кто знает, что скрывается в земле?
Повернувшись спиной к дыре, он направился к дому по следу, оставленному Мамуляном, пока деревья не поредели и звездный свет не стал ярче. Там, на границе леса и лужайки, он оставался до тех пор, пока вокруг него не восстановились звуки ночи.
47
Стефани извинилась и вышла из-за стола в ванную, оставив истерику позади. Когда она закрывала дверь, один из мужчин – Оттавей, как ей показалось, – предложил ей вернуться и помочиться в бутылку. Она не удостоила это замечание ответом. Как бы хорошо ни платили, она не собиралась ввязываться в такого рода деятельность; это было нечисто.
Коридор погружен в полумрак; блеск ваз, роскошь ковра под ногами – все говорило о богатстве, и во время предыдущих визитов она наслаждалась экстравагантностью этого места. Но сегодня они были такими тошнотворными – Оттавей, Двоскин, сам старик, – в их выпивке и недомолвках чувствовалось такое отчаяние, что это уничтожило удовольствие от визита сюда. В другие вечера они все приятно напивались, а потом устраивали обычные представления, иногда переходящие в нечто более серьезное с одним или двумя из них. Так же часто они довольствовались тем, что наблюдали. И в конце ночи – щедрая плата. Но сегодня все было по-другому. В происходящем чувствовалась жестокость, которую она не любила. С деньгами или без них, она больше сюда не придет. В любом случае ей пора в отставку; пусть работают младшие девочки, которые, по крайней мере, выглядят менее измученными, чем она.
Она наклонилась ближе к зеркалу в ванной и попыталась снова наложить подводку, но ее рука дрожала от выпитого, и кисточка соскользнула. Она выругалась и полезла в сумочку за салфеткой, чтобы стереть ошибку. В этот момент в коридоре послышалась возня. Двоскин, догадалась она. Она не хотела, чтобы горгулья снова прикасалась к ней, по крайней мере, до тех пор, пока она не напьется до бесчувственности. Она на цыпочках подошла к двери и заперла ее. Звуки снаружи прекратились. Стефани вернулась к раковине и открыла кран – холодную воду, чтобы плеснуть на усталое лицо.
Двоскин вышел вслед за Стефани. Он намеревался предложить, чтобы она исполнила на нем что-нибудь возмутительное, непристойное в эту ночь-из-ночей.